Мои воспоминания
У истоков рождения УПЦ. Воспоминания очевидца
Самое ценное свидетельство - это свидетельство очевидцев и участников исторических событий. В преддверии 15-летия исторического Харьковского Архиерейского Собора редакция «Православия в Украине» начинает серию публикаций воспоминаний архиепископа Тульчинского и Брацлавского Ионафана.
В конце 1980-х - начале 1990-х владыка Ионафан, тогда еще просто архимандрит, был наместником Киево-Печерской Лавры, управляющим делами Украинского Экзархата РПЦ, а затем и Украинской Православной Церкви.
Его Высокопреосвященство делится своими воспоминаниями о церковных событиях того времени, о встречах с бывшим митрополитом Филаретом (Денисенко). Сейчас, по прошествии многих лет, трудно размышлять о том, что подвигло всесильного Киевского экзарха на совершение преступлений перед Православной Церковью, за которые он был предан анафеме - полному отлучению от христианского сообщества, мистического благодатного Тела Единой, Святой, Соборной и Апостольской Православной Церкви.
Мои воспоминания - это личный взгляд изнутри на события, приведшие к расколу в украинском православии
Начну издалека, с того времени, когда я 16-летним юношей вместе с православными киевлянами встречал во Свято-Владимирском соборе нового Патриаршего Экзарха Украины (представителя Патриарха) Киевского Митрополита Филарета (Денисенко). Это были 60-е годы, годы хрущевских гонений на Церковь, время, когда генеральный секретарь ЦК КПСС публично пообещал показать советским людям «последнего попа».
Экзарх Филарет, тогда ещё архиепископ, в черном клобуке с крестиком, вошел во Владимирский кафедральный собор.
...Древние учители Церкви писали о том, что в основе всех грехов лежит гордыня. И я спрашиваю себя: «А где могла сформироваться гордыня у Филарета?» Ведь вырос он в бедной семье, полуголодным юношей пришел из Донбасса в Одесскую семинарию, затем учился в Московской академии. Говорят, приняв монашеские обеты пожизненного безбрачия, полного послушания и всегдашней бедности, он поначалу даже спал в иноческой одежде и в сапогах, изнуряя плоть. И вдруг такая перемена образа жизни и действий!
Я думаю, что Филарет - это осколок бюрократической «синодальщины» и моральная жертва тоталитарного советского режима. Того режима, который порабощал Церковь, пытаясь сделать её придатком государственной богоборческой системы, превратить духовенство в безропотных исполнителей указаний «сверху», а прихожан - в пассивную молчаливую «массу».
Филарет - это отражение фальшивой советской аксиологии - системы ценностей «наоборот», а «филаретовщина» (выражение покойного патриарха УАПЦ Мстислава Скрыпника) - это форма существования взращенной в этой системе части бюрократического церковного аппарата. Большинству носителей таких «ценностей» был присущ формализм, преклонение перед авторитетом руководителя, карьеризм, подавление свободы и унижение инакомыслящих, интриганство и лицемерие.
Забегая вперед, расскажу о таком эпизоде. Однажды за ужином с архиереями в Киевской Экзархии Филарет, почему-то обращаясь к владыке Макарию (Свистуну), сказал: «Вы все скоро из-за гонений уйдёте в раскол, а я всё равно останусь в РПЦ!» Владыка Макарий обиделся: «Как это все, и почему Вы обращаетесь именно ко мне?!» - «Все, все!» - утвердительно повторил Экзарх. Но ушёл из Православной Церкви Филарет, а присутствовавшие в зале архиереи, пройдя через искушения, колебания и страдания, остались в лоне Матери Церкви.
Где и как произошла такая перемена с Филаретом?
Мне иногда приходила мысль: «А не на помпезных ли богослужениях в честь собственных именин с участием всех архиереев Украины росла непомерная гордыня и мания величия Филарета и зарождались его честолюбивые желания?» Ведь надо было видеть КАК он восходил на украшенный алтарный трон - седалище Киевских святителей во Владимирском соборе! У него была не поступь смиренного святителя, нет! Это было шествие самой воплощённой гордыни! Горнее место алтаря заполнялось сонмом архиереев и пресвитеров - это великолепное зрелище напоминало изображения древних Вселенских Соборов.
Помню, как он, словно Патриарх, восседал на троне и следил, чтобы репортёры не упустили этот момент Литургии. И те изгибались в три погибели, чтобы взять в ракурс эту великолепную картину с Филаретом, восседающим в центре апсиды.
Потом весь украинский епископат приносил ему поздравления. Наместники монастырей, игуменьи и настоятели приходов выстраивались в длинную очередь с цветами и подношениями. В тот день он выступал с длиннющей проповедью. Формально рассказывал о жизни святого Филарета Милостивого, но слушая его, можно было подумать, что он говорит не столько о подвигах и заслугах древнего праведника, сколько о себе самом, отождествляя себя с ним и читая себе хвалебный акафист. Полагаю, постепенно в его душу проникал дух греховной гордыни и превозношения.
«Не прощу себе, что не смог отстоять отца Ионафана»
В бытность мою студентом Ленинградской духовной семинарии один из иподиаконов покойного ныне митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова) отец Маркелл (Ветров, с 2006 года - епископ Петергофский, викарий Санкт-Петербургской епархии) поведал мне любопытную характеристику владыки Никодима, данную Киевскому Экзарху: «Филарет - страшный для Церкви человек, и он, боюсь, принесёт ещё много бед». Покойный святитель оказался прав: по масштабу раскола (Болгария, украинская диаспора Европы, США и Канады и др.) Филарета уже можно смело сравнивать с ересиархами древнего и нового времени. Он «вошёл» в историю. Но велика ли «честь» попасть в неё с заднего двора и в таком качестве?
В Питере на меня донесли в КГБ, что я-де распространяю среди семинаристов антисоветскую книгу «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. (В то время это преследовалось и за её хранение могли присудить приличный «срок» в лагерях). Когда меня вызвали в Смольнинский райотдел КГБ, то потребовали выдать тех, кто ее дал (а это была преподавательница латинского языка Лидия Георгиевна Овчинникова). Я отказался и сильно нагрубил следователю. Он пообещал выдворить меня из города, в котором я учился и работал 16 лет, и свое слово сдержал. Через три дня уполномоченный по делам религий в Ленинграде отказал мне в продлении временной прописки.
Коллеги проводили меня на Ученом совете ЛДАиС, который тогда возглавлял митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (нынешний Патриарх Московский и всея Руси), и выразили мне благодарность за труды с занесением в Журнал совета.
Уезжать было тяжело. А об истинной причине ухода говорить в те времена было не принято. Несколько позже тогдашний ректор Ленинградской духовной академии отец Николай Гундяев (брат митрополита Смоленского Кирилла), человек добрый и мягкий, покидая свой пост, как-то сказал заведующему библиотекой ЛДА Георгию Аввакумову (ныне служит священником УГКЦ в Мюнхене): «Для меня тяжела была не работа ректора, а ЭТО...» И выразительно показал взглядом на телефон, намекая на постоянный контроль и давление «от соседей». И добавил: «До конца жизни не прощу себе, что не смог отстоять отца Ионафана». Я благодарен отцу Николаю за эти смелые слова, ведь в те времена мы все были в крепких «объятиях» системы, и любое неосторожное слово могло быть использовано против нас.
Начались мои скитания по стране. Почти год я не мог найти место служения. Только приедешь в какой-нибудь город, подашь прошение архиерею, как через две недели, когда пройдет информация по службам КГБ, - отказ.
В конце концов, решил возвратиться к родителям в Киев
Приехал, представился Филарету. Через некоторое время пришел вызов в горсовет на Крещатике. Там меня встретил невзрачный, «без лица», человек и сказал: «Вас вызвали не в горсовет, а в КГБ, давайте побеседуем».
Прямо на улице мы и побеседовали - он оказался в курсе всех моих дел и затруднений. А затем сказал, что владыка Филарет хотел бы взять меня во Владимирский собор. «А как вы смотрите на то, что у него, говорят, есть семья - жена и дети?» - спросил он. Я подумал, что берет меня «на мушку», но чутье подсказывало, что спрашивает неспроста. Уклончиво отвечаю, что, мол, я тут человек новый, и потом, это ведь все слухи, а не факты, и что каждый человек даст ответ за свои личные грехи перед Богом.
Полгода Филарет не определял мне место. Поручал служить в своей домовой церкви в киевской резиденции на улице Пушкинской, 36. Служил я среди верных ему монашек, а они меня изучали со всех сторон и ему обо всём докладывали. Там же я познакомился и с Евгенией Петровной, которая тогда мне представилась сестрой владыки Филарета. Видимо, я ей пришелся по нраву: молодой, голос сильный, поставленный, устав церковный знал, проповедь сказать мог, все-таки академическое образование за плечами.
Изучал меня и работник КГБ, с которым я разговаривал у стен киевского горсовета, часто вызывая на «душевные» беседы. Филарет, убедившись наконец, что я опасности для него не представляю, определил мне церковное служение во Владимирском соборе.
Экзарх всегда был очень ласков и предупредителен к представителям высшей власти
Но для «своих» был всегда строгим и неприступным. Вот характерная деталь. Алтарь Владимирского собора большой, но в нём во время вечернего богослужения (а это четыре часа) полулежа сидел только он один, а у престола не дыша стоял служащий священник. Все остальные ютились в тесной ризнице и в грязноватой пономарке - там, где раздували кадило алтарники, не смея войти в просторный алтарь.
Киевские старцы говорили, что Филарет и Евгения Петровна органически не воспринимали институт монашества и постоянно обвиняли монашествующих в безделии и безнравственности (Филарет называл монастыри «клоаками»).
Также говорили, что Филарет не умеет прощать. В частности, в этом убеждал меня известный киевлянам многолетний соборный протодиакон Никита Пасенко. Я навещал его в небольшой квартире, что на Ветряных горах в Киеве, где отец Никита «изливал» мне душу. Говорил о тяжести служения с Филаретом, о его жестокости и несправедливости. Рассказывал и том, как все боятся его «сестру» - Евгению Петровну Родионову, проживающую с ним по улице Пушкинской. «Все» - это духовенство собора, простые служащие и... украинские архиереи.
Киевские священники (о. Иоанн Черниенко и другие) вспоминали о периоде инспекторства Филарета в Киевской духовной семинарии на рубеже 1950-60 годов, где он, вопреки правилам, проживал с молодой «сестрой» Евгенией Петровной Родионовой и имел на этой почве неприятности с ректором КДС, когда попадал в двусмысленные ситуации. Как вспоминал о. Иоанн, позднее Филарет, став епископом в Киеве, жестоко отомстил бедному старцу за его назидания о поведении и правилах проживания в стенах семинарии.
Евгения Петровна и Корецкий монастырь
Жестокость Филарета с подчинёнными проявилась на примере настоятельницы Корецкого женского монастыря в Ровенской епархии игуменьи Наталии - инокини, из пепла восстановившей обитель в её благолепии. Как рассказывала мне сама игумения Наталия, её монастырь облюбовала для своего времяпровождения Евгения Петровна. Она приезжала туда на отдых с тремя своими маленькими детьми (Верой, Любой, Андреем), якобы усыновленными ею из детского дома в России (в Саратовской семинарии Филарет был инспектором, там же проживала и Евгения Петровна), и заставляла монахинь нянчить их. Это нарушало строгие правила монастыря и возмущало инокинь. Подумайте, в женском монастыре - маленькие дети с Евгенией Петровной, проживающей с ними в личной квартире Экзарха Украины! Это компрометировало монастырь и саму игуменью.
В конце концов матушка Наталья отказалась принимать в монастыре Евгению Петровну и навлекла на себя лютую ненависть Филарета. Однажды в порыве гнева он так сильно ударил игуменью, что та потеряла сознание. Потом в течение многих лет Филарет порочил матушку и корецких насельниц. Игуменье Наталье удалось получить статус патриаршей ставропигии для монастыря и вывести обитель из-под юрисдикции Киевского Митрополита. С тех пор Корецкая женская обитель находится под каноническим духовным попечением Святейшего Патриарха.
О Вере Медведь, именующей себя родной дочерью Филарета
Я уже испытывал гонения от Филарета и пришел к владыке Макарию за советом. У него в квартире я впервые увидел Веру Медведь (до замужества - Родионова). Она отрекомендовалась родной дочерью митрополита Филарета (Денисенко). Я был поражён внешнему сходству Веры Медведь с Экзархом. Вера рассказала мне о драматических событиях в ее жизни, в жизни матери Евгении Петровны - Ксении Митрофановны Родионовой, ее брата Андрея и сестры Любы в доме Филарета, о других действующих лицах семейной драмы (водителе Феликсе).
Мама владыки Макария (ныне покойная), старая добрая крестьянка, сочувственно кивала, поддакивая рассказу Веры, которая поведала, что Андрей после двух лет тюрьмы живет в сибирском городе Ангарске и работает инженером, что Люба по-прежнему проживает с мамой и «папой» - владыкой Филаретом - на Пушкинской. (Позднее Любе они приобрели и отремонтировали квартиру в Киеве на улице Ереванской). Много позже все сказанное Вера изложит в своем знаменитом письме, опубликованном в одной киевской газете под заголовком «Я - Вера, родная дочь Филарета». Причем на каждой странице машинописного письма в редакцию она расписалась: «Читала. Согласна. Вера Медведь».
Страшный рассказ Веры недавно получил странное продолжение. Один бывший студент Ленинградской семинарии рассказал мне, что несколько лет назад он работал в Абхазии в штабе наемников на стороне Грузии против абхазцев. Его напарником оказался молодой человек, тоже наемник. Как-то в разговоре с ним мой знакомый заметил, что знает некоторых архиереев по Ленинграду. А тот ему в ответ: «Да что там какие-то владыки! Вот у меня папа работает патриархом киевским!» И назвал имя «папы» - Филарет (Денисенко)! Далее он говорил о том, как они с «папой» Филаретом жили под Ригой в Юрмале, что «папа» был епископом Рижским и Латвийским.
Я удивился этому рассказу, ведь когда-то и Вера Медведь упоминала о рижском житии «папы» Филарета. И вот неожиданное подтверждение этому прозвучало из уст наёмника. Я проверил церковный календарь за старые годы, нашел портрет Филарета. Да, действительно, в свое время он был епископом Рижским и Латвийским! (По сообщениям в прессе, у Филарета был какой-то «Чин святого Илариона», - организация, занимавшаяся вербовкой на Украине наемников в Чечню. А может быть и в Абхазию?)
Но продолжу повесть о Вере Медведь. И она, и её бабушка Ксения Митрофановна как-то жаловались Патриарху Пимену на Филарета и Евгению Петровну, отобравших у них в «пользу» местного совета дом в Новосёлках под Киевом. (Теперь этот дом, говорят, находится в распоряжении Филарета). Поэтому в Патриархии стали догадываться (или уже знали?) о «семейном» окружении Филарета.
«О «семье» Филарета знал и патриарх УАПЦ Мстислав Скрыпник»
Мне довелось однажды беседовать с ним, и я подивился остроте и проницательности его ума, красоте и образности его украинской речи (не в пример нынешнему «патриарху УПЦ КП»).
Вера встречалась с патриархом Мстиславом в один из его приездов в Киев. Встреча происходила в гостинице «Москва» (сейчас гостиница «Украина»). В номер Мстислава ее провел Антоний (Масендич), управляющий делами УАПЦ. Мстислав сам захотел увидеть Веру, ибо между ним и Филаретом уже начались трения. Он беседовал с Верой около получаса, внимательно слушал, задавал вопросы и называл Филарета, своего заместителя, «безчесною людиною».
Подозрение православного народа в совершении монахом Филаретом Денисенко греха блудодеяния может смыть не словесная его эквилибристика по этому поводу и не демонстрация вместо постановления суда странных справок об усыновлении детей Евгенией Петровной, выданных неизвестно кем и когда, а его собственная кровь, добровольно сданная для генетического сравнительного анализа на предмет установления его родственных отношений с многочисленным семейством Евгении Петровны Родионовой, которую он называл «единоутробной сестрой», а по совместительству сделал «владычицей всея Украины». Только положительный для Филарета результат анализа сможет послужить его реабилитации в глазах православного мира и на суде у Константинопольского Патриарха, к которому он апеллирует.
Очевидно, на суд надо будет вызвать всех пострадавших детей, внуков. Но, по большому счету, вопрос не в том, родные они Филарету или нет, а в том, что он изгнал их из-за имущественных споров.
Будущий «патриарх» УПЦ КП о евреях
И Филарет, и Евгения Петровна недолюбливали евреев. Складывалось впечатление, что те их чем-то лично обидели.
Как-то Филарет подозвал меня и с таинственным видом показал какую-то самиздатовскую брошюрку, раскрывающую, так сказать, «тайны» состава ленинского рабоче-крестьянского правительства. В ней были напечатаны фотографии деятелей того периода (Свердлов, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Ленин). Под их партийными псевдонимами находились их подлинные еврейские имена и фамилии. Филарет возбуждённо водил пальцем по этим фамилиям и говорил: «Вы видите, видите? Это всё жиды, которые погубили нашу Церковь!»
Когда Святейший Патриарх Алексий II, выступая в Нью-Йорке перед раввинами, высказал святоотеческую богословскую мысль о единстве Ветхого и Нового Заветов как соотношения прообраза и образа, то Филарет, играя на антисемитских настроениях националистов и желая скомпрометировать Предстоятеля РПЦ, намекнул, что Алексий II якобы причастен к ереси «жидовствующих».
Когда я вижу Филарета «скорбящим» в дни памяти жертв Холокоста или Бабьего Яра, то мне вспоминаются эти эпизоды. В пятидесятых годах мой отец прятал под кроватью от сталинских репрессий еврея-врача. Тогда готовился процесс-расправа над ними («Дело врачей»). Я был ребёнком и смутно помню этот эпизод, но он, тем не менее, запал мне в душу.
С тех пор я ненавижу национализм во всех его жутких проявлениях, от кого бы он не исходил.
«Тест» Филарета на «украинский национализм»
Припоминается отношение Филарета к украинскому языку в советское время. Будучи епископом Переяслав-Хмельницким, однажды я поехал туда служить. Узнав у местного священника о. Василия (позже он перешел в автокефалию), что у них говорят на украинском языке, я произнес проповедь на украинском, хотя в то время это было не принято.
Филарету об этом донесли. Он вызвал меня и спрашивает: «Вы зачем говорили проповедь по-украински, я же не говорю? Не потакайте руховцам!» Филарет почему-то считал, что все, кто с ним говорит по-украински - в том числе священники из Западной Украины - националисты. В его семье тоже всегда все говорили только по-русски, рассказывала мне Вера. Он считал, что украинский язык - это смесь «жидовской и польской мовы».
Однажды Филарет поделился со мной своим «ноу-хау» - тестом на «национализм»: «Я вот смотрю на человека, говорю с ним по-русски. Он мне - по-украински. Я ему снова по-русски. Он мне опять-таки по-украински. Ага, националист!» Такой унизительный ярлык наклеивал Филарет - нынешний псевдозащитник национальной идеи и «сторонник» украинизации славянского богослужения.
«Их надо давить танками»...
В прессе много писали о том, что Филарет призывал танками давить национально-освободительное движение в Украине. Но нигде не говорилось, где и при каких обстоятельствах это прозвучало.
...Это было во времена начала движения Руха во Львове. Филарет приехал туда для ознакомления с ситуацией на месте и встречи с интеллигенцией. Там его подвергли обструкции, обвиняя во всех смертных грехах, пособничестве советской власти и так далее. Потом я его встречал в киевском аэропорту «Жуляны». Он возвратился очень хмурый и озабоченный и, увидев меня, как-то обреченно-горько сказал: «Там советской власти уже нет. Их там надо танками давить». Такой была его реакция на встречу с галицкой интеллигенцией, той самой, которую он сейчас, как танк, использует для того, чтобы удержаться при власти. Вот ведь парадокс истории.
Об отношении Филарета к митрополиту Одесскому Сергию
Филарет имел обыкновение обедать в одно и то же время - в час дня - у себя в резиденции и всегда приглашал викарного епископа, каковым одно время был и я. Помню, однажды, когда я пришел в трапезную, Филарет был чрезвычайно оживлен. У него было прекрасное настроение и хороший аппетит. (Он вообще был очень разборчив в пище и употреблял только экологически чистые продукты: и воду, и рыбу, и все остальное. Все это привозилось по заказу из закрытых баз. Он очень следил за своим здоровьем). Во время обеда Филарет сообщил, что получил известие о смерти одного из самых влиятельных иерархов Украины - митрополита Одесского и Херсонского Сергия (Петрова).
Это был архипастырь-барин, который по своему влиянию в Украине приближался к Филарету. Его юрисдикция простиралась практически на все южные экономически развитые города: Одессу, Николаев, Херсон, Донецк, и потому митрополит Сергий чувствовал себя уверенно по отношению к Филарету. Они были своего рода соперниками.
Митрополит Сергий стоял на позициях единства Русской Православной Церкви. В одно время он даже был управляющим делами Московского Патриархата, правда, очень недолго. В его руки попали документальные данные о личной семейной жизни Филарета. Это были какие-то письма Филарета и Евгении Петровны, в которых «владычица киевская» инструктировала Филарета, как поступить с теми или иными неугодными архиереями, давала советы, как опорочить их имена. Евгения Петровна любила вояжировать по епархиям и монастырям, а затем по её «наводке» производились те или иные перестановки архиереев и игуменов.
Владыка Сергий надеялся, что когда-нибудь ее письма послужат обвинением против Филарета, мечтал о суде над ним. После его неожиданной смерти архив попал в руки одного, ныне покойного, архиерея. Как мне рассказывал об этом один российский святитель, произошло это в бытность Филарета Местоблюстителем Патриаршего Престола, за что последний владелец писем и получил в своё время от него неплохую кафедру.
О вражде Филарета к бывшему епископу Житомирскому Иоанну (Боднарчуку)
Еще один штрих к психологическому портрету Филарета вспоминается в связи с уходом в раскол УАПЦ бывшего епископа Житомирского Иоанна (Боднарчука).
Известно, что владыка Иоанн стал одним из лидеров возрожденной автокефальной церкви. Филарет, еще в бытность того правящим Житомирским архиереем, ненавидел его, постоянно посылал в Житомир комиссию за комиссией, обвинял епископа Иоанна в растратах и женолюбии, тем самым создавая вокруг владыки обстановку нетерпимости.
Выскажу предположение, что митрополит Филарет исполнял чье-то поручение, пытаясь заставить владыку Иоанна уйти на покой, ибо последний не скрывал своих национально-патриотических убеждений. Он был неугоден властям (был много лет политзаключенным) и его надо было устранить. И «убрали» его руками Филарета.
Владыка Иоанн был человеком гордым, не хотел склоняться перед Евгенией Петровной, выполнять её указы, целовать ей руки. Я думаю, что он стал жертвой филаретовской деспотии. По сути дела, Филарет сам толкнул его в раскол, а потом с большим злорадством лишил архиерейского сана.
Униатской проблемы могло бы и не быть...
Управление Филарета украинскими епархиями Московского Патриархата продолжалось свыше 20 лет. Поэтому именно он несет ответственность за все, что случилось в церковной жизни Украины в эти годы. Столько лет занимая кафедру киевских митрополитов, Филарет, например, не мог не знать униатской проблемы. Однако он упрямо утверждал, что униатов в Украине просто нет, проводил во Львове праздничные мероприятия по случаю юбилея полной, как ему хотелось думать, ликвидации униатства.
Вместо того, чтобы положительно раскрывать православие в Западной Украине, там, с его ведома и по его устному распоряжению, из храмов выносились старинные статуи, обрубливались престолы, иногда мраморные, чтобы привести внешний вид церквей в соответствие с «московской» традицией.
А теперь подумайте, стоило ли это делать? Какой след все это оставляло в душе верующих, которые пришли в нашу Церковь из Греко-Католической? Даже сейчас, и священники это хорошо знают, любые попытки переставить в храме иконы, а тем более подарить что-либо другому приходу, вызывают бурю протеста среди прихожан. А в Галиции и Закарпатье в 80-е годы по указке Филарета из церквей выносились даже дарохранительницы, сделанные в виде храмов. Все это сыграло свою отрицательную роль, и этим воспользовались враги православия.
Интеллигенция искала в лице Церкви союзника
Недальновидность Филарета проявилась и в том, что он не сумел вовремя распознать новые веяния в украинском обществе накануне и во время перестройки. Он прозевал момент, когда украинская интеллигенция искала в лице Церкви союзника, и с ходу отказался, в угоду коммунистическим властям, вступить в диалог с зарождавшимся тогда Рухом. Страшась разоблачений, он грудью защищал загнивший строй. По сути, он сделал губительный для Церкви стратегический промах.
Сейчас о нем рассказываются легенды, как о некоем Моисее украинского народа, личности, имеющей пророческий дар. Говорят, он якобы стоял у истоков организации национальной украинской автокефальной церкви. Его действия, свидетелем которых был я как управляющий делами, говорят о другом: он всегда боролся с национальным движением, которое презрительно называл «националистическим, буржуазным, жидовским». Позднее он сам сделает ставку на националистов, сеющих раскол среди православных. И это есть также свидетельство его ошибок и недальновидности. Он понадеялся на поддержку атеистической власти, на силу денег, на то, что запуганный им украинский епископат не найдет сил возражать. Но не только епископы, а и весь народ отверг своего экзарха-раскольника, не пошёл за ним, отстоял свою исконную тысячелетнюю благодатную Православную Церковь на Украине.
А кто его поддержал? Политики, учившие партактив, как закрывать церкви в Украине в период подготовки 1000-летия Крещения Руси (Л. Кравчук), да еще обиженные судьбой и сталинскими репрессиями бывшие политические заключенные и крайние нецерковные националисты. А также те, кто был ослеплен националистической пропагандой, захлестнувшей слабые души накануне распада Советского Союза.
Особенно показательным является случай с замученным в Сибири украинским поэтом Василием Стусом
Сейчас я с изумлением читаю, как эмоционально Филарет выражает скорбь по поводу мученической смерти этого поэта от рук большевистско-коммунистического режима, которому Филарет был предан и искренне служил. Пусть же останется в истории, как Филарет и представитель КГБ в резиденции на Пушкинской, 36, в зале, где он говорит сейчас уранационалистические проповеди, вместе разрабатывали план срыва похорон тела Стуса, привезенного в Киев. По минутам высчитывалось время, чтобы растянуть обряд панихиды в Покровской церкви на Приорке, чтобы гроб не пронесли по городу, как того желали участники похорон. Филарет лично инструктировал старика отца Николая Радецкого, настоятеля Покровской церкви, как, вопреки церковному уставу, затянуть двадцатиминутную панихиду с утра до 16 часов вечера. Разве это не пример его подлинного «патриотизма»?
Позднее отец Николай позвонил и сказал, что ничего из этой затеи не получилось. Руховцы зашли в храм с желто-голубыми флагами, отстранили отца Николая от службы и панихиду совершили какие-то униатские священники из Галичины. Филарет был сильно раздосадован. Теперь же он лицемерно участвует в разных поминальных мероприятиях, академиях, распинаясь в своей любви к замученному в застенках лагерей поэту!
Украинской Православной Церкви могло бы и не быть...
После смерти Патриарха Пимена наступил момент: «быть или не быть» Филарету Московским Патриархом. То обстоятельство, что он длительное время занимал первую историческую кафедру в Русской Церкви - Киев и стал Местоблюстителем Патриаршего Престола, (фактически, главой Русской Церкви), придавало ему уверенность, что он непременно будет Патриархом. Ведь стать Местоблюстителем в те времена можно было только с одобрения политбюро КПСС, ибо в советские времена церковные выборы не были совершенно свободными.
Помню, как я провожал Местоблюстителя на Архиерейский Собор РПЦ для выборов Патриарха. Отозвав меня на перроне в сторону, он важно произнёс: «Я уезжаю, наверное, надолго. Берите все в свои руки». Филарет был особенно торжественно настроен, видимо, уже предвкушал, что возвратится в Киев в зеленой мантии Патриарха. На самом высоком уровне в Киеве его проинформировали о том, что выбор «руководства» пал на него. У монахинь Киевского Флоровского монастыря Евгения Петровна заказала пошить Филарету белоснежный патриарший куколь.
Евгения Петровная тоже не скрывала от меня свои планы переезда в Москву на дачу Патриархов Московских в Переделкино и искренно возмущалась тем, что Филарет вдруг предложил ей остаться в Киеве. Как выдумаете, кем? Игуменией (!) «монастыря» по адресу Пушкинская, 36, т. е. в резиденции киевских митрополитов! Филарет, как видите, не хотел выпускать резиденцию из своих рук. Они, видимо, хотели оставить митрополитом в Киеве молодого неопытного епископа, и Евгения Петровна намекала, что их выбор давно пал на меня. Потому-то Филарет и произнес на перроне киевского вокзала у поезда с табличкой «Киев-Москва»загадочные, но вместе с тем и прозрачные слова: «Берите все в свои руки». Они желали править Украинской Церковью безраздельно и из Москвы.
Все это дает мне право утверждать, что ни о какой самостоятельности, стань Филарет Московским Патриархом, Украинская Церковь и мечтать бы не могла, ибо только Евгению Петровну хотел он оставить навсегда «владычицей Киевской».
Об Архиерейском и Поместном Соборах в Москве
На Архиерейском Соборе РПЦ избиралась «почетная тройка» кандидатов в Патриархи.
В Москву я приехал позже. Нашел Филарета. Он «скромно» занял один из номеров гостиницы в Даниловом монастыре, демонстративно не занимая как Местоблюститель Патриарших покоев. Я сначала даже расчувствовался: какая скромность! Смеюсь теперь над своей наивностью...
Все было рассчитано. Филарет часами не выходил из номера, не общался с архиереями, посмеиваясь над другими кандидатами, которые старались демонстрировать свою «открытость» к епископату. Он ни на секунду не покидал заветную комнату с телефонным аппаратом. Он ждал. Но не законных выборов, а звонка из политбюро ЦК КПСС с сообщением, что выбор компартии пал на него.
Как потом мы узнали, Анатолий Лукьянов, тогдашний Председатель Верховного Совета СССР, уже после избрания Патриарха, объяснял Филарету отсутствие звонка тем, что, мол, времена уже не те, на дворе перестройка, и политбюро уже не может повлиять на епископат в условиях гласности и плюрализма.
Я же полагаю, что политбюро КПСС было по сути все-равно, кто станет Предстоятелем РПЦ, потому что все кандидаты были достаточно опытными администраторами и каждый из них имел шанс стать новым Патриархом. Но, думаю, что против Филарета сыграли три фактора: 1) растущее недоверие высшего московского руководства к Л. Кравчуку - председателю Верховного Совета УССР (тогда начиналась борьба украинских националистов за независимость Украины, а Кравчук был с ними весьма деликатен); 2) Руководству СССР требовался церковный лидер не столь откровенно связаный с «органами» и не столь явно отражающий административно-командный стиль управления; 3) суперпривязанность Филарета к «сестре» - Евгении Петровне Родионовой, давно ставшая «притчей во языцех» (публикации в центральной прессе и т.д.). Политбюро просто самоустранилось и впервые позволило провести выборы тайным голосованием, вполне допуская, что большинство изберёт не Филарета. Само наличие в почетной тройке кандидатов второго, помимо Филарета, украинца (митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир (Сабодан)) уже вносило разнобой в ряды возможных симпатиков Филарета и создавала немалую интригу в выборах. Но Филарет не переставал до последней минуты верить в старые административные механизмы и свои влиятельные светские связи.
На Архиерейском Соборе в первом туре ему не хватило одного голоса...
По двадцать пять голосов получили митрополит Ювеналий и он. Сразу вошли в «тройку» митрополит Алексий (ныне Патриарх Московский) и митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир (нынешний Предстоятель УПЦ). Таким образом, кто-то из двух других претендентов - митрополит Ювеналий или Филарет - должен был войти в тройку кандидатов, из которой был бы избран Патриарх.
Филарет был мрачнее тучи, догадываясь, что где-то просчитался, что его «подставили». Он понял, что Патриархом Московским ему уже не быть. В этой ситуации надо было «сохранить лицо» и попытаться войти в почетную тройку кандидатов.
Когда Архиерейский Собор открылся, я напомнил ему, что в Москве, в гостинице «Украина», находится больной (ныне покойный) Полтавский владыка Феодосий. И ежели бы у меня был автомобиль, то за час-полтора я мог бы привезти бюллетень с голосом Феодосия. Филарет не раздумывая предоставил мне свою машину.
На сумасшедшей скорости мы помчались по многолюдной Москве. Я нашел в гостинице номер архиепископа Феодосия, протянул ему бюллетень для голосования и с ходу говорю: «По поручению митрополита Филарета Вы должны проголосовать». И, в нарушение всех процедурных правил, владыка Феодосий при мне заполнил бюллетень, зная, что я отдам его Филарету. (При этом у меня осталось впечатление, что владыка Феодосий не хотел голосовать за Филарета и потому самоустранился, сказался больным). Я успел приехать в Данилов монастырь и вручить Филарету пакет с бюллетенем владыки Феодосия. Он, нарушив процедуру голосования, мельком взглянув, бросил в избирательную урну. (Знал бы я, кому суждено было моими руками войти в почетную тройку кандидатов - моему гонителю и врагу Церкви Христовой на Украине!)
Когда огласили результаты, у Филарета - 26 голосов, у Ювеналия - 25. (Пусть меня простит владыка Ювеналий...) Филарет был этим очень доволен.
После избрания Патриарха Русской Церкви архиереи вздохнули с облегчением
Поздно вечером после Поместного Собора все архиереи собрались в Трапезном храме для оглашения официальных результатов последнего тура голосования. Филарет зачитал протокол: выбор пал на митрополита Ленинградского Алексия...
После избрания Патриарха Русской Церкви архиереи вздохнули с облегчением, подписали Грамоту на послушание ему и выстроились цепочкой поздравлять нового Первосвятителя с избранием.
Я подошел к Патриарху: «Ваше Святейшество, должен признаться, что голосовал не за Вас. Но избрание Патриарха - дело Духа Святого. Теперь Вы - наш законно избранный Предстоятель. Прошу Вас не отринуть отрока своего от лица своего». Святейший Патриарх меня обнял и произнес: «Владыка! Вы делали то, что должны были делать, будучи викарным епископом Экзарха. Мы еще не раз с Вами послужим!» Таково было великодушие нового Патриарха! Он стремился к миру и согласию, это было видно невооруженным взглядом.
Когда я затем подошел к Филарету, он произнес злосчастные слова, от которых у меня похолодело внутри: «Вы видите, владыка, последнего Патриарха единой Русской Церкви. Они (?!) сделали ошибку».
Вне всякого сомнения, именно тогда, на Поместном соборе, в этот торжественный момент, в уме Филарета возникла и созрела мысль об отторжении украинских епархий от лона Русской Православной Церкви. Неуемная гордыня - это та змея, которая всегда жалила тело Церкви расколами и ересями. Теперь же - в образе филаретовской УПЦ-КП и УАПЦ.
Первые шаги к независимости УПЦ
Практически сразу на Поместном Соборе Филарет приступил к исполнению задуманного. Он потребовал упразднить название «Украинский Экзархат», оставив название «Украинская Православная Церковь» и право иметь Синод. Раньше, до выборов Патриарха, Филарет и слышать не хотел ни о какой самостоятельности, но после поражения на Соборе сразу стал поддерживать эту идею и наполнять ее в Киеве реальным содержанием.
Первым шагом к расколу стало внесение в определения Поместного Собора путем шантажа (грозил отказом подписать определения Поместного Собора) двусмысленной фразы, а именно, что для УПЦ открывается возможность «к дальнейшему совершенствованию своей самостоятельности». Как мне потом рассказывал сам Филарет, ему это далось нелегко, ибо текст определений Собора уже был принят и окончательно проголосован. Таким образом, положение об усовершенствовании самостоятельности УПЦ было внесено редакционной комиссией в определения Поместного Собора без канонического соборного обсуждения.
Конечно, в атмосфере удачного завершения избрания нового Патриарха, увы, далеко не все сразу заметили эту чрезвычайно важную вставку. Да и те, кто внес ее или заметил со стороны, вряд ли придавали этому обстоятельству большое значение. Предвидеть, что кандидат в Патриархи уже на Поместном Соборе приступит к осуществлению плана раскола единой Русской Церкви было очень трудно и даже невероятно. Но именно на эту фразу о совершенствовании самостоятельности УПЦ бесчисленное количество раз будет впредь ссылаться Филарет, шантажируя Патриарха и Священный Синод РПЦ, оболванивая ею украинский епископат и обосновывая свои претензии на «патриарший куколь» в Украине. Правовая «мина» замедленного действия была подведена Филаретом под прочный фундамент РПЦ на Украине, как ни парадоксально, прямо на Поместном Соборе РПЦ, избравшем нового Предстоятеля. Это была жестокая месть Филарета всей Русской Церкви.