Западная Европа и западноевропейский человек в трудах сербского мыслителя преподобного Иустина (Поповича)

Преподобный Иустин (1894 - 1978) - это один из последних канонизированных православных святых. Его жизнь, его труды и его облик - светлое свидетельство красоты и силы Православия, красоты и силы сербского народа, который на Западе пытаются представить в самом неприглядном виде. Чтобы правильно понять взгляды преподобного Иустина на суть европейского бытия, представляется важным дать краткий анализ его богословских и философских воззрений, которые лежат в русле святоотеческого богословствования, но носят при этом печать яркой и глубокой личности самого Иустина (Поповича). Свою философию преподобный Иустин строит не на умозрительных рассуждениях или интеллектуальном анализе, его богословие - это не конспект написанных прежде святоотеческих трудов. Слово сербского подвижника исходит из глубины его молитвенного, сердечного опыта постижения самых сокровенных тайн мира и человека, его писания всегда дышат живым вдохновением и являются не рационализацией, а свидетельством Истины. Строй мысли преподобного Иустина таков, что его нужно либо полностью принимать, либо отбрасывать, настолько цельно и органически едино его мировоззрение. Вся его философия исходит из того глубочайшего внутреннего убеждения, что “живая личность Богочеловека Христа является высшей ценностью и высшим мерилом всех ценностей во всех мирах”(2, 228). Источником философствования преподобного Иустина служит постоянное стремление всего существа его души к постижению “печального и чудесного Богочеловека Христа”(2, 224), непрестанное всматривание в Его пресветлый лик. Такое постижение и такое всматривание позволяют ему быть подлинным философом, потому что “Богочеловек - единственное надежное и непогрешимое разрешение вековечных проблем, проблемы мира и человека, добра и зла, жизни и смерти. Он единственный смысл мира и человека, Он - единственный смысл и цель истории.”(2,122). То есть всякий вопрос философский разрешается в личности Христа. Путь философа, по преподобному Иустину, - это путь любви ко Христу, потому что “богочеловеческая любовь - это новый путь познания, и его категорический императив гласит: люби, чтобы познать”. Философствуя, преподобный Иустин всегда богословствует именно потому, что любой вопрос мировой жизни решает в свете личности Богочеловека, но и богословствуя, он философствует, потому что никогда не перестает болеть сердцем о человеке и решать “слишком человеческие” проблемы, и это оттого, что Бог, вочеловечившись, навсегда соединил Божие и человеческое, в том числе Божии и человеческие пути мышления, - так что после Евангелия всякая не богословствующая философия есть философия лживая, а всякое богословие, если оно живое и опытное, хранит в себе ответы на все философские вопросы. Преподобный Иустин видит философские проблемы во всей их глубине и широте. С особенным вниманием вглядывается он в проблему человека. “Человек - это самое сложное и самое загадочное из всех земных существ” - так ставит эту проблему преподобный Иустин, тем самым закрывая путь рациональному мышлению, которое всегда упрощает сложное и отсекает загадочное. Для того чтобы разрешить так поставленную проблему человека, необходимо нечто большее человека. И эту проблему преподобный Иустин разрешает в своем учении о Богочеловеческом организме Церкви. Только Богочеловек и Его Церковь дают нам увидеть человека в его целостном и подлинном содержании, ведь различные философские системы предлагают нам лишь осколочных полуживых недочеловеков. “Природный человек Руссо, - пишет преподобный Иустин, - есть не что иное, как получеловек, ибо у него отобрано все сверхъестественное...А локковский человек как чувства? Это обломок человека, названный человеком, но это новый урод, новая карикатура на человека... А кантовский человек-разум есть его вырезка из человека, названная человеком... А в человеке Шопенгауэра - Ницше? Где душа со своими бесконечностями, где совесть? Где сострадание? ... нет, и это новая карикатура на человека” (1,118) “Без Богочеловека человек - это в действительности человек без головы и еще без самого себя - вечного и бессмертного, без себя богоподобного”, - заключает свои размышления преподобный Иустин (1,123). Действительно, человек, рассматриваемый вне Бога, вне Источника своего бытия, оказывается либо голой схемой и абстракцией, либо абсурдным сплетением противоречий. Когда Бог все же входит в рассмотрение, но входит вне Богочеловеческих путей, то перед нами оказывается лишь непознаваемая громада и мощь Творца и безликая, беспомощная и бесконечно удаленная песчинка человека, так же непознаваемого по своей сути. И только на Богочеловеческом пути является нам подлинный образ человека и приоткрывается благой лик Бога. Христос “не только доказывает, но и являет Бога в телесном облике. Каждым Своим чувством, каждой мыслью, каждым движением, каждым делом Он являет истинного Бога и настоящего Человека” (2,123). “В каждом моменте Своей земной жизни Он божественно совершенен и по-человечески реален, божественно безгрешен и по-человечески доступен” (2,124). “В Нем Бог и человек так сближены, что представляют неделимое личностное единство” (2,125). “В Богочеловеке Христе, - пишет преподобный Иустин, - заключен общечеловеческий смысл: все то, что Он являл Собою, Он являл для того, чтобы мы были такими, все то, что Он делал, Он делал для того, чтобы и мы делали, все то, что Он пережил, Он пережил для того, чтобы и мы пережили. Он жил Богочеловеческой жизнью, чтобы эту жизнь сделать общедоступной и осуществимой для каждого человека. И если Бог стал человеком, то тогда нет ничего Божественного, что не могло бы стать человеческим. Если Бог воплотился, то тогда все Божественное становится воплотимым” (2,126) Итак, для осуществления подлинного смысла своего бытия, для полного раскрытия своей личности человеку необходимо воплотить в себе Богочеловеческую реальность. “Вот главное обетование Богочеловека, - пишет преподобный Иустин, - быть человеку не чем иным, как воплощением Истины, воплощением Бога” (1,33). Но каков же путь достижения этой по-настоящему сверхчеловеческой задачи? “Личный православный опыт, - утверждает преподобный Иустин, - единственный путь, ведущий к пресветлому Лику Христову”. А для того чтобы познать Православие, “надо всем своим существом, всей душой, всем сердцем погрузиться в Православие. А это значит: ощущать православно, жить православно и мыслить православно” (2, 133). То есть стать членом Христовой Церкви, потому что, “становясь через святое Крещение членом Церкви, всякий христианин становится составной частью “полноты Наполняющего все”, и сам наполняется полнотой Божией (Еф. 3,19), и, таким образом, достигает всесовершенной полноты своего человеческого существа, своей человеческой личности. По мере своей веры и благодатной жизни в Церкви каждый христианин достигает этой полноты через святые Таинства и святые добродетели” (1,14). Через таинства и добродетели осуществляется обожение, а значит, и спасение человека, приведение его личности от смерти к жизни, от небытия, каковым является жизнь, лишенная богочеловеческого наполнения и кажущаяся жизнью только до поры, к истинному бытию. “В подвиге спасения человека Бог проявляет Себя посредством спасительных сил через святые Таинства, а человек проявляет себя через святые добродетели, первая из которых есть вера, рождающая все остальные”. Причем “во всякой евангельской добродетели совместно трудятся Бог и человек” (1,68), и именно поэтому “до воплощения в нашем земном мире добродетели были неосуществимыми замыслами и безжизненными идеями. Таковы они во всех нехристианских религиях, философиях, этиках, социологиях, культурах, цивилизациях. Богочеловек Господь Иисус Христос есть совершенный образец всех святых добродетелей и их совершенного осуществления на земле. Добродетели и Иисус Христос суть одно”, - заключает преподобный Иустин. Каково же место человеческой личности в Церкви, каково положение ее по отношению к другим личностям и что представляет из себя сама Церковь? “Через святые Таинства и святую жизнь в святых добродетелях, - пишет преподобный Иустин, - мы становимся членами единого Тела Христова, и между нами нет никакой границы, никакого промежутка, все мы сжились между собой и связаны одной жизнью подобно тому, как члены человеческого тела связаны между собой” (1,18). Главная особенность Церкви - это ее соборность, означающая то, что “молитвенно-благодатным образом каждый присутствует во всех, и все - в каждом”.(1.39) Соборность предполагает главное - “чувство личной за все ответственности. Христианин знает: когда он падает, он с собой и других низвергает и увлекает, когда поднимается - и других поднимает” (1,39). Эта ответственность может быть выражена и таким понятием, как соучастие.”Соучастие, - пишет преподобный Иустин, - самый главный, а возможно, и единственный закон всего человечества”, “Христолюбивая молитва, - пишет он далее, - открывает в душе таинственный источник слез, и человек проливает слезы над болью всей твари, которая воздыхает и страдает в страшном рабстве греха и смерти... Христоносная личность смиряет себя перед всякой тварью и чувствует себя виновной в печали и трагедии вселенной” (2,197). Соучастие и взаимная всеответственность выражается и в том, что, по словам преподобного Иустина, в Церкви “каждый служит всем и все - каждому, каждый член живет и спасается с помощью всего Тела Церкви, посредством всех членов Церкви, и земных, и небесных” (1,21). То есть нет никого чужого для тебя, всем ты обязан и всем ты служишь, через всех течет единая общая жизнь, и в каждом есть частичка тебя самого. “Над созиданием Тела Церкви трудится каждый член Церкви, неся какой-либо евангельский подвиг. Ибо всякий подвиг встраивается, врастает в Церковь, и так растет ее Тело. Растет оно нашей молитвой, нашей верой, нашей любовью, нашим смирением, нашей кротостью, нашим милосердием, нашим молитвенным состоянием... Мы духовно растем Церковью, а тем самым и она растет... Все мы возрастаем к небу Церковью, и каждый из нас возрастает всеми, и все - каждым” (1,25). И это духовное возрастание означает не что иное, как опять же обожение, приближение к Спасителю и уподобление Ему. Именно в соборном организме Церкви осуществляется смысл человеческой жизни, заключающийся в том, чтобы “возрасти и срастись со всеми Его (Христа) Божественными совершенствами, духовно с ними благодатию соединиться, всего себя с ними соединить и в них жить. Или: Христа и в Нем пребывающую полноту Божества переживать как свою жизнь, как свою душу, как свою высшую ценность, как свою вечность, как свою высшую цель и свою вечность” (1,28). Будучи членом Тела Церкви, христианин срастается со Христом, проникается им не в одиночку, а вместе со всей полнотой Церкви. При этом человек никогда не сможет приблизится по-настоящему к другому человеку и соединиться с ним без Богочеловека. Только через Него осуществимо “настоящее, истинное, бессмертное единство каждого человека со всеми людьми... ибо Бог ближе к каждому человеку, нежели каждый человек к самому себе”. А это значит, что настоящее сообщество, братство людей может быть только во Христе, то есть может быть лишь Церковью, единой и единственной, как един и единствен Сам Христос. “Поэтому Церковь, - заключает преподобный Иустин, - это единственное настоящее и истинное сообщество: в ней индивид совершенствуется обществом, а общество - индивидом, но они для такого подвига получают силы от чудесного Господа Иисуса Христа, Который является и Главой общества как единого целого, и Главой человека как личности. Поэтому вне Церкви нет ни настоящего общества, ни настоящей личности” (1,41). Таковы в самых общих чертах важнейшие положения антропологии преподобного Иустина. Они-то и обуславливают взгляд сербского мыслителя на особенности западноевропейского мировоззрения и образа жизни. Все, что дает человеку западноевропейское общество и культура, оказывается по своей сути противоположно главным ценностям человеческой жизни. Западная Европа сошла с богочеловеческого пути, отвергла смиренное следование образу “благого и кроткого Иисуса”, избрав себе бесчисленное множество иных богов, а главное - фактически обожествив самого человека, подменив им Богочеловека Христа. На этой мысли базируются все рассуждения преподобного Иустина о Европе. Европейский путь преподобный Иустин называет путем человекобожия, путем, на котором место Богочеловека занимает непогрешимый человекобог. Этот путь использовал Христа “лишь как мост из варварства некультурного в варварство культурное, то есть из варварства неискусного в варварство искусное”, - цитирует преподобный Иустин другого сербского подвижника и богослова - святителя Николая Велимировича. Вся история Европы - это постепенный отказ от Богочеловека в пользу человека; эта тенденция получила название гуманизма, который по непреложному закону неизбежно “развивается в атеизм, проходит через анархизм и завершается нигилизмом”, потому что, делая человека “мерой всех вещей”, он лишает человеческое бытие абсолютного бессмертного основания, абсолютной ценности, что в конце концов, после того как в душах разрушатся последние сокровища, приобретенные когда-то на путях христианских, приведет к полному краху и личности, и общества. “Все формы европейского гуманизма, - пишет преподобный Иустин, - появившиеся и до, и во время эпохи Возрождения, и после нее, все протестантские, философские, религиозные, социальные, научные, культурные, политические формы гуманизма постоянно, вольно или невольно, стремятся к одному: верой в человека заменить веру в Богочеловека, евангелием по человеку заменить Евангелие Богочеловека, человеческой философией и культурой заменить Богочеловеческую - одним словом, жизнью по человеку заменить жизнь по Богочеловеку” (1,124). Но “если человеческий разум желает без Него или помимо Него разрешить какую-либо проблему, он неминуемо провалится в бездны нигилизма и хаос анархизма. И из-за того, что в Западной Европе Богочеловек заменен человеком, именно из-за этого европейское человечество пребывает в хаосе, единственным выходом из которого служат: революции, анархия, тирания , резня, людоедство и убийства. То, что не созидается на Богочеловеке, разрушается само по себе. Исполненное гордым духом грандомании человекобожества... тело Европы должно взорваться и рассеется в прах и пепел” (2,222). Корень гуманистического, человекобожеского взгляда на мир и человека видит преподобный Иустин в римокатолицизме. Сербский мыслитель утверждает, что “история человеческого рода знает три главных падения: Адамово, Иудино и падение папизма. Сущность всякого грехопадения всегда одна: суть его есть желание с помощью самого себя стать добрым, совершенным, стать Богом, но этим человек, не сознавая того, уподобляется диаволу, ибо и он хотел с помощью себя стать Богом и собою заменить Бога” (1,126). Основной догмат папизма, сформулированный в XIX в., но живший подспудно всю историю католичества, - это догмат о непогрешимости папы. В этом догмате заключена первая и важнейшая попытка европейского человека устроиться вне Бога, своими силами, вне Тела Христова, потому что непогрешимость ставит папу выше Церкви и тем самым превращает его в церковь, а значит, в бога: “Присвоив себе все права и власть, принадлежащие только Богочеловеку, папа в действительности провозгласил себя Церковью в папистской церкви и стал в ней всеми и всем” (1,125). Из идеи непогрешимости, как из отравленного источника, потекли все ереси и заблуждения европейского человечества. “Все отрицательные, христоборческие силы европейского духа сошлись, как фокусе, в догмате о непогрешимости папы и получили свою неизменную религиозную санкцию,”- пишет преподобный Иустин (2,209). “Главные идеи и направления в Западной Европе опосредованно или напрямую находятся в явной зависимости от римокатолической идеи. Эта идея невидимо в них присутствует, как душа в теле, и так же, как душа, сильна. Какими бы путями ни продвигалась мысль европейского человека, она вольно или невольно, созидает все на человеке, как фундаменте, и избегает Богочеловека и Его Евангелие”. Следствием католицизма является протестантизм, который каждого верующего человека сделал маленьким папой, непогрешимым в вопросах веры, а за протестантизмом последовали еще более страшные уродства, последнее из которых, современный человек, провозгласило свое непогрешимое право грешить самыми страшными грехами. Догмат о непогрешимости исказил Католическую церковь, исказил образ Христа, произошла страшная подмена: “Этим единственная “мастерская спасения” и обожения в этом мире постепенно превращается в демоническую “мастерскую” насилия над совестью и воспитания извергов - в “мастерскую” уродования Бога и человека через уродование Богочеловека” (1,109). Эта трагедия привела к тому, что “католическое человечество отвернулось от того чудовищного образа, в котором им представили наконец Христа, и после целого ряда веков протестов, реформаций и проч. явились наконец с начала нынешнего столетия попытки устроиться без Бога и вне Христа. Не имея инстинкта пчелы или муравья, безошибочно и точно созидающих улей или муравейник, люди захотели создать нечто в роде человеческого безошибочного муравейника” (2,218). Забвение Богочеловека привело к тому, что человек стал чудовищно деградировать. Вместо самопожертвования им движет инстинкт самосохранения, хищнически уничтожающий всякого, кто стоит поперек пути; вместо соборности, соучастия и ответственности за каждого в нем все более растет самозамкнутость, самодостаточность, горделивая отъединенность. “Все идеи и вся деятельность европейского человека, - пишет преподобный Иустин, - пронизаны одним желанием и одним стремлением: стать независимым и самостоятельным, как Бог” (2,247). В Западной Европе стало невозможным свободное, внутренне обусловленное единение людей, потому что люди потеряли Церковь, а вне нее они оказываются вместе либо под давлением внешнего авторитета, либо по внешним, механическим причинам. Но самый главный и трагический результат европейского пути - это страшное искажение духовного ока человека. “Опустошен, страшно опустошен европейский человек, - пишет преподобный Иустин, - ибо из него выхолощено сознание и чувство личного бессмертия... О, как страшно задавлен и изуродован человек! Превращен в карлика, в обломок человека, ибо из него изгнано всякое ощущение бесконечности. А без бесконечности может ли вообще существовать человек как человек?” (1,82). “Человек без Бога, - пишет преподобный Иустин в другом месте, - это 70 килограммов кровавой глины, это гроб еще до гроба. Европейский человек осудил на смерть и Бога, и душу, но не осудил ли этим и сам себя на смерть, за которой нет Воскресения?”(1,95). Все европейское просвещение было направлено к тому, чтобы на место Богочеловеческих ценностей поставить ценности человеческие. Оно отступило от принципов христианского просвещения, которое по сути своей есть “всего лишь проекция святости, сияние святости: святой светит и этим освещает и просвещает” Святой Савва, например, ”Духом Святым породил и возродил своих духовных чад - сербов - и направил их по пути освящения с помощью евангельских добродетелей... Наученный святым Саввой”, сербский народ “отождествил понятие просвещения с понятием святости, понятие просветителя - с понятием святого и все это олицетворил в святом Савве... поэтому в... святосавском народном сознании Церковь и школа неразделимы: они и живут, и растут один помощью другого” (1,115). Не то в Европе. Там в основу просвещения легла гордость человеческого разума, который решил, что ему подвластны все глубины и тайны. Это просвещение в конце концов пришло к выводу об отсутствии души и Бога. “Но какова цель просвещения, - вопрошает преподобный Иустин, - если не просветить человека, осветить ему все кручи и ямы и изгнать из него все темное? А человек без Бога, без Христа, без этого единственного Света, как сможет развеять космический мрак и как изгонит тьму из себя? Со всем своим светом человек без Бога есть лишь светлячок в бесконечном мраке Вселенной, а его науки, его философия, его просвещение, его культура, его техника, его цивилизация суть крошечные свечки, которые он жжет во мраке земных и космических событий. А что значат эти свечки в бесконечности ночи индивидуальных, социальных, национальных, интернациональных событий и проблем? Разве не все они уже погасли и разве не опустился на Европу густой и тяжелый мрак?” (1,119). Таким образом, “безбожное просвещение втянуло Европу в такой мрак, в какой никогда не попадал ни один континент. В этом мраке никто никого не может распознать, никто никого не признает за брата” (1,119). И вообще, западное человечество до того стало слепо, что даже “мусульманская Аравия и брахманская Индия, буддийский Тибет и спиритический Китай” более зрячи там, где дело касается “умного видения сокровенного существа вещей и духовного прозрения в смысл и значение всего сотворенного во вселенной” (144). И все это от того, что даже иноверные страны никогда не хвалились своим собственным “я”, они хвалились своими святынями: Буддой, Ведами, Кораном, а Европа хвалится автономным гордым человеком и его громкими делами - культурой и цивилизацией. Итогом европейской цивилизации явилась погоня за вещами, приведшая к тому, что человек стал рабом вещей и провозгласил множество новых богов. “Несомненно, - пишет преподобный Иустин, - Европа страдает не от атеизма, а от многобожия. Потеряв настоящего Бога, она захотела насытить свой безбожный голод созданием многих богов и идолов. Она создала идолов из всего: из науки, ее гипотез и открытий, из техники, из религии и ее представителей, из политики и ее партий, из моды и ее манекенов. А посреди всех идолов на космический трон эгоизма посадила европейского человека, европейского Далай-Ламу” (1,88). Что же противопоставляет преподобный Иустин страшному мраку Западной Европы? Он видит и верит, что православное славянство, затопленное ядовитым западноевропейским наводнением, хранит все же дивный лик Христов, и оно явит его всему миру, и Европа покается, вернется к Богочеловеку и Его Церкви. Православное славянство веками строило Богочеловеческое общество, и оно явило его плоды. Это “не книги и библиотеки, не системы и города, которые сегодня есть, а завтра их нет”, а “тысячи и сотни тысяч и даже миллионы мучеников и новомучеников, пострадавших за Православную веру” (1,110). “Своей “непогрешимостью” и гордой самодостаточностью, - заключает преподобный Иустин, - европейский человек осудил себя на смерть, после которой, по законам людской логики, нет Воскресения, а Европу превратил в обширное кладбище, из которого не воскресают. Но славянский всечеловек в своей евангельской грусти и в своей всечеловеческой любви чувствует, верует и знает: только благой и чудесный Богочеловек может победить смерть, воскресить каждого мертвеца, обессмертить каждого смертного и европейское кладбище превратить в питомник Воскресения и бессмертия” (2,255). 1. Архимандрит Иустин Попович . Православная Церковь и экуменизм. - М.: Духовная Нива, 1997. 2. Прподобный Иустин (Попович). Достоевский о Европе и славянстве. - СПб., 1998. Тимофей ВОРОНИН Западная Европа сошла с богочеловеческого пути, отвергла смиренное следование образу “благого и кроткого Иисуса”, избрав себе бесчисленное множество иных богов, а главное - фактически обожествив самого человека, подменив им Богочеловека Христа. На этой мысли базируются все рассуждения преподобного Иустина о Европе.