Ю.Н. Звездина (Москва)
Предмет и образ в проповеди свт. Димитрия Ростовского
Свт. Димитрий Ростовский в своих текстах подает предметы разными способами и многообразно их истолковывает, так что порой ряды истолкований одной вещи выстраиваются в весьма протяженную линию, которая может то длиться перечислениями, то, по традициям духовной риторики, определять смысловую вертикаль перехода от низших уровней к высшим. Особенности представления материального предмета у этого автора могут явиться темой большой исследовательской работы. В нашем сообщении мы только обозначим некоторые пункты, достойные, на наш взгляд, специального внимания. Прежде чем обращаться к особенностям трактовки собственно материальной вещи, необходимо отметить, что в текстах свт. Димитрия Ростовского, как и других духовных авторов середины XVII - начала XVIII в., особенно украинского происхождения, присутствует пышное цветение барочной духовной аллегории, обладающей всеми элементами этой риторической сферы. По проповедям иногда рассыпаны атрибуты аллегорических фигур, эмблемы, символы-«гиероглифики». [1] Каждый из этих элементов может многократно и весьма предметно истолковываться, в зависимости как от темы проповеди, или какого-либо другого текста, так и от индивидуальности автора.
Мы сравнивали некоторые особенности духовной эмблемы в проповеди Антония Радивиловского и аллегории у свт. Димитрия Ростовского. [2] Уже после этого нами были обнаружены эмблемы в проповеди свт. Димитрия Ростовского. [3] Сравнение некоторых особенностей «духовной эмблематы двух известнейших проповедников представляется особенно важным для выявления индивидуальной авторской трактовки предмета, поскольку конкретный предмет и становился в большинстве случаев изобразительной основой эмблемы. При этом не следует забывать о временном разрыве между авторами: расцвет проповеди Антония Радивиловского приходится на 1660-1680-е годы (это знаменуется выходом двух его книг: «Огородок Марии Богородицы» 1676 г . и «Венец Христов» 1688 г .), тогда как у свт. Димитрия Ростовского это 1680-е - 1709 гг.
Уподобление «невещественного», то есть неизобразимого, конкретному предметы через его свойства, по традициям духовной риторики, служит тому, «чтобы человек разумный рассмотрением вещей сотворенных, как по степеням ступая, приходил к познанию самого Творца, и чрез многия многих сотворенных вещей совершенства домышлялся, каковое есть в Бозе Создателе безконечное совершенство». [4] Эта цитата из «Слова на Святую Троицу» свт. Димитрия Ростовского имеет опору в строфе Псалма: «В творениях руку Твоею поучахся». Наиболее общим базисом для составления «уподоблений» и прочтения скрытых в природе «иероглифов» являлись слова из Первого послания к Коринфянам (13, 10, 12): «Когда же настанет совершенное... Тереь мы видим как-бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу...» На этой основе стояла вся христианская эмблематика XVI-XVII вв. Особенности «духовной эмблематы» в проповедях Антония Радивиловского свидетельствуют, что его весьма занимала эта сторона «гадательного» прочтения исходного образа, притом смысл должен был константироваться, то есть проясняться, вполне. Истолкование, или интерпретация, у этого автора накладывается на текст проповеди словно графическая константа. Можно сделать вывод, что в основе такого «рассмотрения вещи» находится именно гравюра— «imago» («образ») эмблемы, а не конкретный предмет. Это достаточно ярко показывает, например, «Слово» на погребение Петра Могилы», где интерпретируется циркуль из эмблемы с надписью («inscriptio»): «Работой и постоянством» (лат.: «Labore et Constantia»).
Если Иоанникий Галятовский в своей книге о науке составления проповеди рекомендует «апплектовати до своей речи» предметы, взятые из окружающего мира, камни, растения, а также животных [5] -- то у Антония Радивиловского это «включение в речь» предстает буквально как тонкая, изысканная аппликация, наложенная на общую канву проповеди подобно элементам прихотливого узора, по смыслу вторящего заданной теме или подкрепляющей ее. Эти орнаментальные элементы не трехмерны и не пластичны; они и есть графический образ эмблемы, но изображенный не линией, а словом. [6]
У свт. Димитрия Ростовского в ряде случаев истолкование предмета предстает объемным, пластичным и даже динамично развивающимся в пространстве проповеди. «Апплековати» предмет в текст речи и «угадать» его правильно, то есть прояснить необходимый смысл, иногда означает конкретное действие и труд над вещью, -- например, в «Слове на Святую Троицу», предлагая к рассмотрению священные аллегории на монетах («мистичных златниках»), автор сообщает: «...Сей златник не много притемнел... и для того я его прочищу, и объясню толкованием». [7] В проповедническом слове свт. Димитрия Ростовского бывает ярко озвучена фактура предмета, так что вещно и осязаемо изображенный материал становится отражением неизобразимой священной категории: «Злато полированное прекрасным блеском блещет, иногда какбы солнечныя из себе издает отмены: А Божество святой Троицы, о! как пресветлых лучей, неизреченнаго сияния есть исполнено!» [8] Притом, на основе текстов Библии, материя аллегоризируется в соответствии с задачами темы:
«...В писании Божественном злато полагается во образ милости, милосердия, благостини, человеколюбия, благоутробия... яко вся та прилична суть престолу царскому». [9]
В проповедях, использующих предметные образы, часто истолковываются, включаясь в общую канву текста и расцвечивая ее наглядными уподоблениями, изображения и надписи на предмете. Это общее явление особенно ярко процветающее в барочной проповеди, а также в период широкого увлечения эмблематикой и общеевропейской культуре XVI - начала XVIII в. Нередко это и есть входящая в текст эмблема, но поданная на особом материале, то есть на образно и вместе с тем конкретно иллюстрирующем такст предмете. Здесь мы считаем необходимым отметить различное впечатление от предмета и степени его материальности у разных авторов. Так, очевидно, прекрасно знакомый с системой символов и эмблем свт. Димитрий Ростовский показывает в «Слове на Святую Троицу» образы, «символически представленные» на золотых монетах как «знаки», то есть именно символы, обозначения неизобразимых понятий: «Масличина, или олива, есть знаком премудрости а пяти мудрых девах, есть знаком милосердия в самарянине...» [10] Но эти символы возникают и воспринимаются здесь именно через предмет, поданный объемно, даже осязаемо, в конкретных материальных свойствах, -- при том, что свт. Димитрий Ростовский в «Слове на Святую Троицу» воссоздает не что иное, как три подносимые Божеству эмблемы на золоте с сохранением всех классических составляющих: образа (imago), надписи (inscrptio) и сопровождающего истолкования (subscriptio).
Весьма замечательная «духовная эмблемата» Антония Радивиловского была хорошо известна свт. Димитрию Ростовскому, притом он пользовался текстами Антония Радивиловского довольно активно: на «Огородок» у него имеются ссылки. [11] В текстах обоих проповедников можно видеть параллельные символы и их истолкования, перекликающиеся, вероятно, не обязательно по причине заимствования, а из-за наиболее общего, традиционного значения. Однако их интересно сравнить для определения особенностей подачи предмета и символа у того и другого автора. «Кругла золотая монета, и Божество свою округлость имеет: ибо конца и начала в нем несть,»—писал свт. Димитрий Ростовский. [12] «Выразил... округлость перстневую, вечность,»—сказано у Антония Радивиловского. [13] Перстень здесь уподобляется Варнаве Лебедевичу, на погребение которого было сказано «Слово». Автор вспоминает старинные традиции, когда «на перстнях... рысовали Делфина, кура, оужа, месяц, образ девицы и звезду» [14] и истолковывает эти изображения, применяя их к добродетелям Варнавы Лебедевича. Древний перстень со знаками символами описывается достаточно подробно, однако он не реальный предмет—это и не нужно автору, -- а тонко обрисованный образ, исполненный соответствий. Это не материальная вещь, а «Гиероглификон», по терминологии самого Антония Радивиловского. [15]
Вслед за тем обратим внимание на некоторе особенности терминологии в сфере духовной «эмблематы» у Антония Радивиловского и свт. Димитрия Ростовского. Антоний Радивиловский в проповедях свободно использует слова «эмблема» (и «малиование» эмблемы), «гиероглификон», «сигнет» и «инсигнея» и собственно «символ». [16] В ряде проповедей сохранены «написы», или так называемые «девизы»—краткие надписи в эмблемах (inscriptio), -- иногда они даже сохраняются на латыни, с последующим переводом, например: «...Гумана Омния сунт сомния, все речи людские суть бо сон!» [17] Упоминаются также надписи в гербах. [ 18] У свт. Димитрия Ростовского нам встретились: «гиероглифик», «прописание» (обозначение), «образ» (в значении «символ»), «знак», «символ» и «символически». [19] Очень важным для характеристики «духовной эмблематы» свт. Димитрия Ростовского представляюется нам то, что он, выводя в проповеди эмблемы, сохраняет традиционные названия составляющих эмблему частей в буквальном переводе: «образ» или «символ» (традиционное латинское название: «imago», «symbolon»), «надписание» («insriptio»). [20] Сопровождающему пояснению («subscriptio») соответствует, очевидно, «объяснение толкованием». [21] Как видим, терминология весьма развитая и соответствующая общеевропейской. Говоря о предметных знаках-символах у свт. Димитрия Ростовского, нельзя не вспомнить об аллегорических фигурах с атрибутами, заполняющих его пьесы. Это общее явление в духовной драматургии Украины и России XVII - первой половины XVIII в., имеющее западные истоки. [22] Так, в «Успенской драме» выступают не только аллегорические фигуры, держащие атрибуты, но и сами атрибуты, символически поднося себя (то есть свои предметные соответствия—митру, венец, говорящее сердце и др.) к подножию образа Марии. Они обретают голос, произнося тексты. [23]
Мы не беремся здесь специально говорить о роли западных текстов для особенностей творчества свт. Димитрия Ростовского. Сейчас нам представляется достаточным отметить, что ряд западных книг (в нем преобладают сочинения иезуитов) имелся в его библиотеке. [24] Особенно часто по сравнению с другими авторами, ему приходилось пользоваться трудами Корнелия а Лапиде, на что свт. Димитрий иногда сетовал: некоторых сочинений в его библиотеке явно недоставало. [25] Обращаясь к западной духовно-риторической литературе XVI-XVII вв., мы также встретимся с разными способами интерпретации предмета, определяемыми не только особенностями общей темы опуса, но и, конечно, индивидуальностью автора. В сфере духовной литературы авторская индивидуальность проявлялась и сквозь, так сказать, требования жанра (в этом случае наиболее свободно развивающимся текстом, призванным удерживать внимание слушателей, была проповедь) и сквозь каноны духовной «эмблематы», определявшиеся своей системой знаков и образов и задававшие свои особенности построений в тексте. Обращавшийся в пространстве такого текста предмет мог оставаться изысканным графическим «иероглифом», безусловно привлекая внимание слушателя (или читателя), а мог обретать убедительную материальность, иногда буквально—плоть и кровь. Так в интерпретации свт. Димитрия Ростовского материальный след в книге—киноварный инициал—преобразуется в кровь христианских воинов, которые героически «стоят аки киноварем червленеющеся, кровию своею обагряющеся, не щадяще излияти кровь свою за Христа...» [26] -- и претворяется в кровь Искупления: «Имаши Христе в руку твоею данную ти трость, имаши и киноварь кровь свою предражайшую, молим да переменится убо трость в трость книжника скорописца, ею же бы вписал нас за рабов вечных своею кровью искупленных, в книги своего вечного Царствия». [27] В связи с этим весьма показательна «Риторическая рука» Стефана Яворского (пер. с лат. Федора Поликарпова. Изд. Спб., 1878). В этом руководстве по риторике, созданном по примеру западных, отмечены «изобретения» через «места внешняя», в систему которых входят «символы: гадания и знаки... Эмвлимата, иероглифика» (С.19)
[1] См.: Звездина Ю.Н. Аллегория у св. Димитрия Ростовского и эмблема у Антония Радивиловского // ИКРЗ. 1998. Ростов, 1999. С.106-111.
[2] См.: Она же. «Слово на Святую Троицу» свт. Димитрия, митрополита Ростовского // Троицкие чтения. 2000 / Гос. Историко-литературный музея А.С. Пушкина.
[3] Большие вяземы (В печати. Докла читан 19 мая 2000 г .)
[4] Свт. Димитрий, митрополит Ростовский. Собрание поучительных слов и других сочинений. М., 1786. ЧЮ6. Л. Ч3 об.
[5] Иоанникий Галятовский. Ключ разумения. Наука короткая, албо способ зложеня казаня. Киев, 1659. Эта книга, предлагающая образцы проповедей и содержащая рекомендации для дальнейших разработок текстов, имела огромное значение для своего времени.
[6] Известно, что у Антония Радивиловского имелись западные сборники эмблем. См.: Марковский М. Антоний Радивиловский, южно-русский проповденик XVII века. Киев, 1894. С.18-19.
[7] Свт. Димитрий Ростовский. Собрание... Ч.6 Л.6 ЧS об.
[8] Там же. Л. ЧН.
[9] Там же. Ч.5 Л.В.
[10] Там же. Ч.6 Л. ЧН об.
[11] См., например: Он же. Поучения и слова иже во святых отца нашего Димитрия митрополита Ростовского. М., 1892. С.6.
[12] Он же. Собрание... Ч.6. Л. ЧН об.
[13] Марковский М. Антоний Радивилосвский, южно-русский проповедник XVII века. Приложения. С.22.
[14] Там же. С.23.
[15] Там же.
[16] Там же. С.3, 23, 28, 29, 33.
[17] Там же. С.33.
[18] См. там же.
[19] Свт. Димитрий, митрополит Ростовский. Собрание... Ч.3. Л. Лаоб.; Ч.5 Л.В; Ч.6 Л. ЧS.
[20] Например, там же. Ч.6. Л1. ЛР, ЧS.
[21] Например там же. Л. ЧS об.
[22] См., например: Пьесы школьных театров Москвы. М., 1974; Успенская Драма св. Димитрия Ростовского/ изд. М.Н. Сперанский. М., 1907.
[23] Там же. С.39-42.
[24] Состав библиотеки свт. Димитрия Ростовского см.: Шляпкин И.А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651-1709). Спб., 1891 (Записки историко-филологического факультета императорского Санкт-Петербургского университета. Т.24).
[25] Об этом см. там же.
[26] Свт. Димитрий Ростовский. Собрание... Ч.5. Л.S об.
[27] Он же. Поучения... С.8-9.