Что необходимо знать каждому мальчику:
Беседа 1
Как Андрюша обидел бабушку. - "Я не хотел бы дожить до старости!" - Папа в защиту старости. - Душа освобождается. - Одиночество стариков в семье. - Надо проявлять к ним любовь и заботу. - Почему мы должны почитать старших. - Как отец высек сына-офицера. - Старость и добродетель смирения. - Надеяться только на Бога! - Предание себя в волю Божию рождает мужество. - "Божий одуванчик". - Что значит "уметь молиться". - Новый взгляд на дремлющую старушку - Почему у стариков разные лица. - Заповедь о любви к ближнему.- "Я брат твой!" - Не уподобляться "карасю-идеалисту".
- Андрюша, поторопись: позавтракать не успеешь! - раздался из кухни мамин голос.
Мальчик промолчал и потянулся за джинсами, в которых обычно ходил в школу. Вчера из-за слякоти они были до колен забрызганы грязью, а сегодня, аккуратно вычищенные и отглаженные, висели на спинке стула. Это бабушка потрудилась для любимого внука. Застегивая джинсы, Андрей вдруг заметил в них что-то не то... Увы, бабушка перестаралась: по неведению, загладила острые складки-"стрелки", как на обычных брюках. Да его засмеют из-за нее! Кто ее просил! Раздраженный, со страдальческим вздохом, мальчик достал из шкафа старые брюки... На кухне бабушка удивилась:
- Что же ты джинсы-то не надел? Я их тебе в порядок привела.
- Спасибо большое, я видел, - в голосе Андрюши звучала убийственная ирония. - Я уж лучше в старых брюках пойду.
Бабушка забеспокоилась, ничего не понимая... Вечером мама жаловалась:
- Поговорил бы ты с ним! Он иногда такой замкнутый, чужой. Сегодня бабушку обидел: джинсы она ему не так погладила... Какая-то жестокость появилась, насмешливость. Или мне кажется? Я порой не знаю, как и подойти к нему: обидчивый, раздражительный. А к бабушке отношение нехорошее, снисходительное.
- Трудный возраст, - ответил папа. - Поговорю, конечно. При случае.
Случай представился в ближайшую субботу. Отец с сыном взяли рюкзаки, сумки-"тележки" и отправились на рынок - закупать дешевую картошку. Шли пешком, дворами; на обратном пути несколько раз останавливались отдохнуть, посидеть на лавочке. На одном из таких "привалов" папа с усилием расправил плечи и вздохнул:
- Мне прежде казалось, что я вечно буду молодым. Одышка, сердцебиение, усталость? Это было что-то непонятное, не имело ко мне никакого отношения. Лет десять назад я бы такой рюкзак играючи донес, а теперь тянет остановиться, присесть. Шутка ли, брат, - мне ведь сорок лет! Так незаметно и старость подойдет...
У Андрея сжалось сердце. Сорок лет - да это уже старость! Но папа ведь вовсе не старый... Мальчику не хотелось, чтобы он старел: мысль о старческой немощи никак не сочеталась в его сознании с отцом, который все знает, все умеет, с которым так надежно и спокойно. Он хотел бы возразить, сказать, что он и сам устал, придумать что-нибудь смешное, но... почему-то промолчал, только пожал плечами.
- Ничего не поделаешь, - говорил папа.- Человеческой жизни положен предел, семьдесят-восемьдесят лет. Даже в Писании об этом сказано. Как ни бережем мы свое тело, а оно стареет, изнашивается. Зрение слабеет, слух, память... Плохо, когда человек не готов к этому и переживает наступление старости как трагедию. Приятно, конечно, быть молодым, красивым, сильным, но и старость - неплохое время.
- Просто прекрасное, - мрачно усмехнулся мальчик. Он смотрел на старушку, которая как раз вышла из подъезда, опираясь на клюку. Старушка прошла несколько шагов, села на соседнюю лавочку, медленно, трясущимися руками открыла целлофановый пакет с размоченными корками хлеба... "Гули-гули-гули!" задребезжал ее голос, на который откуда ни возьмись слетелись голуби и закопошились у ее ног. Руки, изуродованные ревматизмом, тряслись, голова тряслась; и еще Андрей заметил, что, несмотря на теплый солнечный день, она была в толстом пальто, пуховом платке и в валенках... Вид ее вызывал жалость и в то же время неприязнь: зачем она такая?
- Я бы не хотел дожить до старости, - заявил он. - Лучше умереть молодым.
- Почему?
- Потому что старость - это уже не жизнь, - ответил Андрюша, глядя на старушку с голубями.
- Если называть жизнью активность, движение, общение с людьми, достижение разных земных целей, то - согласен, старость не жизнь. А если говорить о внутренней, таинственной жизни души, то старость совсем не мешает ей. Наоборот, - папа тоже смотрел на старушку, но видел совсем иное. - Представь себе: тихий вечер. Трудовой день позади, с его хлопотами, суетой, шумом - все затихает, все в прошлом. Душа перестает гоняться за призраками, за "земным счастьем", она отдыхает. Жизнь представляется ей дорогой, полной скорбей, и дорога эта близка к концу. А вот каким будет конец - зависит от устремления и устроения души, ты сам знаешь. Посмотри - разве я не прав?
Но Андрюша не мог или не хотел настроиться на высокий лад. Он замечал в облике старушки, которая уже кончила кормить голубей и дремала на солнышке, только неприятное, отталкивающее: вздувшиеся вены на руках, некрасивый провалившийся рот... Мальчик никак не мог понять, что может быть хорошего в ее жизни" Он с удовольствием вспомнил свою бабушку: слава Богу, она еще не скоро станет такой, как эта...
- Ей даже ходить трудно. Все болит, наверное, - заметил он.
- А куда ей ходить? Это тебе хочется ходить, ездить, смотреть, познавать. А ей уже нет. В старости наше жизненное пространство сужается. В юности мы хотим всю землю обойти, а в старости это уже и не нужно. Хватает своего дворика с голубями, потом своей квартиры, потом одной комнаты, одной постели... Но это же, брат, все внешнее, телесное. Душа-то при этом освобождается, она свободно устремляется к Богу! А болезни напоминают, что скоро она совсем разлучится с телом... Я где-то читал об одном святом подвижнике, который жил в затворе, в келье. Через оконце его кельи открывался изумительной красоты вид: горы, зелень, море! Но он загородил это окно чем-то плотным, чтобы не видеть красоту творения. Почему? Потому что постоянно молился и видел духовными очами нечто гораздо более прекрасное - духовный мир. Обычному человеку такой подвиг не по плечу. Но, знаешь, мне кажется, старость ставит каждого из нас (я говорю о верующих людях) в подобное положение: для нас закрывается мир видимый и открывается мир невидимый.
Вот только одиночество - неизбежный спутник старости - принять тяжело; быть может, тяжелее всего.
- Одиночество?
- Конечно. Даже если старый человек живет в большой семье. Может быть, там одиночество ощущается еще сильнее.
- Почему? Ведь люди кругом: дети, внуки.
- Да, но нет сверстников; не с кем поговорить на равных, не с кем разделить воспоминания. Дети, внуки - это совсем другое... Представь, например, что тебя поместили в детский сад, в младшую группу, причем навсегда... Нет, это неудачный пример; старость - это совсем другое одиночество. У детей давно своя жизнь и свои интересы: работа, друзья, разные проблемы. Честно говоря, им не до стариков. А внуки... Если они маленькие - это шум, крики, возня. Когда они вырастают, то обычно отдаляются от бабушек и дедушек: их раздражает медлительность стариков, и даже их заботливое внимание кажется навязчивым... Думаешь, нашей бабушке не одиноко?
- Да мы же все ее любим! - не соглашался Андрей.
- Любим-то любим, но не всегда умеем показать свою любовь. А бабушка нуждается в этом. Ее услуги мы принимаем как должное, а невольные промахи не прощаем. Недавно случай был - стыдно вспомнить. Я ждал важного делового звонка; позвонили - подошла бабушка. Она что-то перепутала (возможно, не заметила, что я уже вернулся с работы) и сказала, что меня нет. Произошла путаница, встреча сорвалась. И я не сдержался, не смог скрыть свое раздражение, хотя бабушка извинялась, чувствовала себя виноватой... Ты тоже хорош, со своими джинсами. Бабушка старалась: чистила, отглаживала их, когда мы все уже спать легли. А ты из-за незначительной ошибки обошелся с ней так, как будто для тебя вещь, тряпка дороже ее трудов и заботы.
Мы должны проявлять больше внимания и любви к старым людям: и к тем, которые живут рядом с нами, и к тем, с которыми случайно встречаемся на улице. Ты мог бы спросить: "А почему, собственно, "мы должны"? Нам и так хорошо, весело и интересно жить". И если бы мы с тобой были не православные христиане, а неверующие мирские люди, я бы тебе ответил, почему: по "закону бумеранга". Как ты относишься к своим бабушкам, дедушкам, родителям, так и к тебе в свое время будут относиться твои дети и внуки. Однако раз мы являемся людьми верующими, я дам тебе другой ответ. Проявлять внимание и любовь к старикам, своим и чужим, мы должны во исполнение заповеди Божией: "чти отца твоего и матерь твою". Ты же знаешь, что она повелевает почитать не только своих родителей, папу с мамой, но и всех старших вообще. "Чти" - значит уважай, цени, не огорчай, не обижай, а если допустил что-либо подобное, рассматривай это как грех и кайся на исповеди. В старину в русских семьях - между прочим, и в дворянских, и в крестьянских - стариков почитали, слушались, разрешения на все спрашивали. Имели послушание, и в этом послушании родителям (даже когда сами становились взрослыми) укрепляли свою волю, то есть учились отвергать собственное "хочу" ради исполнения воли Божией. Причем делали это не из страха наказания, не из какой-то выгоды, а из страха Божия: боялись нарушить заповедь. И родители (то есть все старшие в семье) знали это и требовали послушания.
Мне вспоминается один поразительный случай, который произошел со стариком отцом и его уже взрослым сыном в начале прошлого века. Сын, артиллерийский офицер, имевший знаки отличия и боевые награды, гостил в поместье у отца. Он любил быструю езду и загонял отцовских лошадей. Старик несколько раз делал ему замечания, а однажды вошел вслед за сыном в его комнату и попросил снять офицерский мундир и кресты. Тот удивился, но снял. Отец говорит ему: "Пока на тебе жалованные царем кресты и мундир, я уважаю в тебе слугу царского; когда же ты их снял, я вижу только своего сына и считаю своим долгом наказать розгами (то есть высечь) за непослушание". Сын возмутился сначала, напомнил, что он давно не ребенок, стал просить прощения... А старик отвечает: "Ну, брат, если не считаешь долгом исполнить мою волю, та мне не сын, и я тебе не отец. Кто не чтит родителей, тот не будет чтить ни Бога, ни царя и не будет признавать никакого долга. Делай как знаешь: или я тебя высеку, или мы навсегда чужие". В конце концов сын-офицер смирился и лег на пол, а старик разок стегнул его веником, после чего сам расстроился, и они помирились.
Конечно, такой случай и тогда был редкостью. Я не хочу сказать, что у нас так должно быть. Но еще хуже другая крайность, которая чаще проявляется в отношении внуков (детей и подростков) к бабушкам и дедушкам. Они, вроде, и любят стариков, но позволяют себе какое-то пренебрежительное отношение и ним: могут перебить их в разговоре, не дослушать и уйти, забывают поблагодарить за заботу и услуги, вообще не проявляют должного уважения. А о послушании я и не говорю... А старикам что делать? Смиряться, терпеть, прощать... и этим спасать свою душу. Только не надо думать, что эгоистичные, невежливые внуки делают что-то доброе, "помогая смиряться" старым людям. Как известно, смиряться самому спасительно, а смирять других - вовсе нет.
Вот, между прочим, еще одна положительная черта старости: она нас смиряет. Всю жизнь христианин хочет и не может смириться, преодолеть страсть гордыни. Мы ведь с тобой хорошо знаем, что "без смирения нет спасения", что блаженны нищие духом, что сами по себе, без Бога, мы ничего не значим. Но все это только теоретически. Живем мы при этом так, будто все можем и что-то из себя представляем. Ценим свое мнение, любим побеждать в споре, а задень нас кто каким-нибудь замечанием, даже справедливым, - в нашей душе поднимается гнев против обидчика, который мы даже сдержать порой не можем. О том, чтобы себя укорить при этом, даже и речи нет - наоборот, мы долго еще вспоминаем обиду, жалеем, что недостаточно остроумно и хлестко ответили на замечание, подумываем даже о мести. Разве это по-христиански?
Андрей прекрасно понимал, что речь вдет о нем. Действительно, он в последнее время совершенно не выносил замечаний, даже со стороны взрослых. Он мог раздраженно и насмешливо ответить матери, но больше всего доставалось бабушке: ее наставления он иногда демонстративно пропускал мимо ушей, и это было особенно оскорбительно; получалось, что Андрей - умный, сильный - сам знает, что делает, и может не обращать внимание на чье-то надоедливое жужжание над ухом. Бабушка сердилась, возмущалась, но через минуту все забывала и прощала, потому что души не чаяла в Андрюше. Сейчас, слушая отца, мальчик посмотрел на эту ситуацию со стороны: бабушка, с ее смирением и любовью - и он сам, холодный, эгоистичный, грубый, утверждающий на ее смирении свою самостоятельность...
А папа продолжал:
- Но наступает старость и сама нас смиряет. Неизбежно, независимо от того, хотим мы того или нет. И меня, и тебя это ждет, если Господь даст нам дожить до старости. Вдруг начнешь замечать, что твое мнение никого не интересует. Говоришь что-то, хочешь поделиться своим опытом - а тебя не слушают, и опыт твой не нужен. С тобой постепенно и разговаривать перестают: о чем, мол, с ним говорить, кроме его болезней!.. А болезни, и правда, подступают со всех сторон: кости болят, ноги с трудом передвигаются, сердце, сосуды, глаза... Старый человек нуждается в чужой помощи, в уходе. А ухаживают за стариками, заметь, куда с меньшей охотой, чем за детьми. В детях видят себя, свое продолжение; дети растут, становятся умнее, с ними приятно иметь дело... А старики - о них заботятся, скорее, по чувству долга, по заповеди Божией, потому что любить их, как любят детей, все труднее... Одним словом, старикам приходится смиряться перед всеми: перед детьми и внуками дома, перед молодежью на улице. Старый человек видит свою немощь и понимает, что не на кого ему по-настоящему надеяться - только на Бога. А это означает духовное прозрение.
- В каком смысле "надеяться только на Бога"?
- Ждать помощи - от Бога, любви - от Бога, внимания и понимания - от Бога. Когда человек перестает надеяться "на князи, на сыны человеческия", потому что понимает, что "в них... несть спасения", то есть не они спасут его душу, он всецело обращается к Богу. Иногда удивительно: откуда у внешне слабых, немощных людей бралось бесстрашие перед угрозами, пытками, даже смертью? Я не только о древних мучениках говорю, но и о верующих людях, которые жили в нашем веке. Один писатель, сам прошедший советские концлагеря, рассказывает, что некоторые старушки приводили следователей в изумление, а потом и в бешенство своим спокойствием, силой духа. Как-то раз такая бабуля, "Божий одуванчик", на допросе отказалась отвечать, где скрывается епископ, которого разыскивали власти. Ее спрашивают: "Так ты знаешь, где он?" - "Знаю, но вам не скажу". - "Да тебе известно, что мы можем с тобой сделать?!""Делайте что хотите, на все воля Божия... А на смерть за Господа я хоть сейчас готова". Так и не смогли ничего от нее узнать.
Старушка на соседней скамейке все еще дремала на солнышке. Ее тоже можно было бы назвать "Божий одуванчик". Такую бабулю пальцем тронуть нельзя - упадет, рассыплется. Андрюша вообразил, как она сидит на допросе и шамкает: "Хоть сейчас готова умереть, а вас не боюсь". А что? Не так уж это невероятно. Представление о героизме у нас чаще связано с молодостью и красотой, а почему, собственно? Эта старушка тоже может оказаться бесстрашной, как древние мученики. Если, конечно, она верующая... Чего ей бояться? Что терять? Чем могут серьезно навредить ей люди? Пожалуй, папа прав: старость дает духовную свободу, это вовсе не жалкое прозябание, а новое, особое состояние души. Но только если есть вера. А если вера тверда, то и молодому нечего бояться: ни тюрьма, ни ссылка, ни пытки не причинят вреда душе. Андрей вспомнил прокимен, который поется в церкви на каждом водосвятном молебне: "Господь просвещение мое и Спаситель мой - кого убоюся?"
- Она, наверное, молилась много, - сказал он в раздумье, имея в виду старушку из папиного рассказа. -
- Наверное. Да непросто много, а иначе, чем мы. Человек, который предает себя в волю Божию и надеется на одного Бога, молится не устами только, как это часто у нас бывает, а сердцем. Есть очень много людей верующих, которые много лет ходят в церковь, читают духовную литературу, исполняют утреннее и вечернее правило, но не знают при этом, что такое настоящая молитва. Один священник, также побывавший в заключении в годы гонений на Церковь, так и говорил: что научился молиться только в одиночной камере, когда остался один и не мог уже надеяться ни на кого из людей. Вернее, не один, а с Богом.
Я однажды слышал, как старушку прихожанку в церкви спросили: "Трудно, Вам, наверное, одной жить?" А она отвечает: "Я не одна -я с Богом". Вот это вера, вот это сила! Каким слабым и жалким кажется рядом с ней какой-нибудь молодой человек, раб моды и общественного мнения, подражатель западным кумирам, который больше всего боится быть не "как все", отличаться от своих сверстников одеждой, поведением, привычками...
Посмотри еще раз на эту старушку. Вот, она совершила свою ежедневную прогулку и заодно сделала доброе дело, покормила птичек. Сидит, греется на солнышке и, наверное, благодарит Бога, что еще имеет такую возможность: пообщаться с птичками, посидеть на лавочке... Сейчас пойдет домой, попьет чайку. У нее есть, наверное, своя комната или хоть уголок, весь в иконах. Сядет на свою постель или приляжет и будет молиться Богу, Пресвятой Богородице... Разве это не жизнь? По-моему, самая настоящая, подлинная, содержательная жизнь!
- Хорошо, если молиться. А может быть, телевизор смотреть?
- Нет-нет, ты взгляни повнимательнее. Видишь, какое хорошее, спокойное выражение лица? Ты замечал, что у старых людей очень выразительные лица? Бывают лица приветливые, добрые, а бывают такие, на которых как будто застыла гримаса злобы, насмешки, испуга, недоверия, надменности. Знаешь, почему это бывает? Потому что со временем на лице каждого человека отпечатываются его главные страсти: если с ними не борются, они становятся видны всем.
У нашей соседки лицо совсем другое: в нем отражается душевный покой, внутренняя тишина... И еще - посмотри-ка на ее левую руку.
Мальчик вгляделся: из-под рукава теплого пальто высовывалась черная шерстяная кисточка с крестиком... Вот это да - четки! И как это папа сразу заметил?
- Пап, может, она даже тайная монахиня?
- Все может быть. Во всяком случае усердная молитвенница. Видишь, как бывает! Пусть тебе это будет уроком на будущее: чтобы быть внимательнее и добрее к старым людям. От них многому можно научиться, а потерпеть их немощи, наверное, не так уж трудно, правда? Смириться перед ними, не настаивать на своем, проявить любовь и уважение. Причем начинать надо со своих близких.
- Да, но... Трудно все-таки выносить ворчливость, желание поучать. Потом старики часто так плохо относятся к молодежи, так не любят нас! Не все же такие добрые, как бабушка, или такие молитвенницы, как эта старушка с четками. Ты сам говорил, что к старости у грешных людей страсти очень глубоко укореняются - даже отражаются на лице.
- Вот тут-то и нужно вспомнить заповедь о почитании старших, а главное - заповедь о любви к ближнему. Иначе какие же мы христиане, если не стараемся жить по заповедям? Иногда надо и понудить себя. Знаешь пословицу: "Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит"?
- Знаю.
- Ну, и как Бог велит любить ближнего?
- Как самого себя.
- А почему так, знаешь?.. Потому что каждый человек носит на себе образ Божий, пусть и помраченный грехами. И еще потому, что все мы - дети Отца Небесного, а значит, братья и сестры. Мы даже молимся: "Отче наш", - заметь, не "мой", а "наш", то есть всех людей. А раз так, то зачем же презирать больных братьев или сестер (ведь грех - это болезнь души), отворачиваться от них с ненавистью, как от чужих?
Помнишь, мы читали "Шинель" Гоголя? Как молодежь в учреждении презирала пожилого чиновника, Акакия Акакиевича, и смеялась над ним? Лысый, маленький, сутулый, бедно одетый, вечно корпевший над переписыванием бумаг, к тому же человек неумный, ограниченный, он был очень удобной мишенью для насмешек. К тому же Акакий Акакиевич всего боялся и не мог постоять за себя; он только просил: "Оставьте меня! Зачем вы меня обижаете?" И однажды в этих жалобных словах одному юноше, который вздумал было вместе с товарищами посмеяться над несчастным, послышалось другое: "Я брат твой". Поняв это, юноша изменил свое отношение к старику и даже перестал общаться с товарищами, которые сначала казались ему веселыми, остроумными, интересными людьми... Я неточно пересказал, а у Гоголя это очень сильно написано; перечитай как-нибудь.
"Я брат твой" - вот что мы должны помнить, сталкиваясь в любых обстоятельствах с любым человеком.
Конечно, я не говорю о людях, одержимых бесовской злобой, агрессивных, опасных, с которыми в наше время тоже запросто можно столкнуться. Тут попытка проявить "внимание" или "понимание" может стать опасной для жизни. Можно оказаться в положении "карася-идеалиста".
- Что за карась-идеалист?
- Не знаешь? Так называется сказка Салтыкова-Щедрина, очень смешная. Я тебе дома дам почитать. Карасю казалось, что он добрым словом может исправить щуку. Они встретились, и карась торжественно изрек: "Знаешь ли ты, щука, что такое добродетель?" Ну, и... сам понимаешь.
- Съела его, что ли?
- Разумеется. Так что если ты, например, подойдешь к убийце-маньяку, одержимому диаволом, с нравоучением на тему "Все люди братья", то твой поступок можно будет расценить как самоубийство. Как видишь, даже исполняя заповедь, надо пользоваться дарованной нам от Бога способностью рассуждения... А мы с тобой засиделись. Пойдем дальше?
- Пойдем!