(Беседы публикуются по телепередачам с канала «Культура» с личного согласия автора)
1. Пушкин и Святая Русь
Это не литература. Пушкин что-то гораздо большее, чем литература и все мы это чувствуем. Если какое качество и унаследовала великая русская литература от Пушкина – это свойство быть больше, чем литература. За что ее сейчас и ругают некоторые умники, ставя выражение великая русская литература в кавычки. Он научил русскую литературу думать о чем-то самом главном, без чего нельзя жить. И именно поэтому он всем был нужен. Он был нужен Писареву, который его ниспровергал. Он был нужен Николаю I, который понял, что это умнейший человек в России. Он был жизненно нужен Гоголю. Он был нужен Белинскому. Он был нужен футуристам, сбрасывавшим Пушкина «с корабля современности», потому что кого-то же им надо было сбросить, чтобы утвердить себя. Мы все чувствуем, что он часть нашей жизни и все наши судьбы связаны каким-то таинственным образом с ним. С ним связана душа народа. Сделать что-то с ним, вместить его в какую-то рамку невозможно. Всем известно, что Пушкин – центральная фигура в русской культуре и в русской литературе. Что в него все втекает и от него исходят дальше все световые лучи нашей культуры. Об этом говорили и Гоголь, и Достоевский, и Аполлон Григорьев, и Ходасевич, и Ахматова вплоть до Твардовского. Мы чувствуем это сердцем, печенкой… А почему собственно Пушкин? И почему у нас в русской культуре есть центральная фигура? Зачем это нужно?
Ответ нужно искать в своеобразии истории русской культуры. Она чрезвычайно своеобразна. Ведь развитие всех других мировых культур хоть и происходило с катаклизмами, катастрофами, но шло в общем все-таки эволюционно, постепенно. И один раз, как мне кажется, был момент, когда культура претерпела чудовищную катастрофу, когда не было никакой постепенности, а все было сделано одним махом, катастрофическим. Это было тогда, когда Петр I сделал первую в нашей истории попытку ввести Россию в европейский дом.
Что было катастрофического, собственно говоря, для России в этом? Ведь Петр сделал массу замечательных дел: он открыл для России выходы к морям; он ввел ее в состав Европы; он дал ей экономическую мощь, военные победы; он повысил ее престиж; он нарастил ей физические «мускулы». Но все это было сделано за счет того, что была сделана попытка, и во многом удавшаяся, переломить хребет духовному строю России. До Петра Россия - Русь. И называли ее Святая Русь. Святы были те идеалы, которые стояли во главе всех воззрений древнерусского человека. В Древней Руси никогда не почиталось само по себе богатство, благополучие, мирская слава, знание. Это не было абсолютной и высшей ценностью. Идеал был не в благополучии и сытости, а – в праведной жизни, в пределе – в святости. Однажды один наш замечательный мыслитель Леонтьев в полушутку грустно сказал: «В России легче встретить святого, чем просто порядочного человека.» Притом надо заметить, что Русь развивалась очень медленно, по-своему, по-русски. Она постепенно наращивала эти свои «мускулы». Петру же все захотелось сразу. В сущности, это была попытка переделать душу народа.
Важно сказать, что в духовной жизни России огромную роль играла Церковь. Она была духовным центром, она была наставником общества. Наставником всех - от простого человека, самого рядового прихожанина и от него до царя. Ведь церковные иерархи обличали и царей, жестоко и беспощадно, иногда за это платили страшно. Как митрополит Филипп, которого Грозный погубил. Петр I упразднил патриаршество, Петр потешался над церковными обрядами. Ударив себя в грудь сказал однажды: «Вот вам Патриарх!» Постепенно со времени петровской революции Церковь стала из духовного наставника и водителя общества превращаться в государственный институт, в такое «ведомство духовных дел». И в этом один из корней нашей сегодняшней трагедии.
Ко времени Пушкина весь внешний облик русской жизни, как мы знаем, был европеизирован. Все общество говорило на французском языке, все было «как в цивилизованных странах». Но кроме деревни. Вот там сохранялся тот строй жизни, который был и до Петра, в основном. Та самая Русь. Искореженная, изуродованная, может быть, но все-таки та самая Русь. И какая пропасть существовала между этими двумя мирами мы можем видеть из первой (Петербург) и второй (деревня) глав «Евгения Онегина». В Петербурге в этом онегинском мире всего страшно много, там все так плотно «гребенки, пилочки стальные, прямые ножницы, кривые и щетки тридцати родов и для ногтей и для зубов…». «Янтарь на трубках Цареграда, фарфор и бронза на столе…». Записочки, ножки, ананасы, кавалергарды… всего этого так много, что просто негде развернуться человеку. И вдруг мы попадаем в деревню как в совершенно другой мир: «Стада бродили по лугам… огромный запущенный сад, приют задумчивых дриад… почтенный замок был построен, как замки строиться должны, отменно прочен и спокоен, во вкусе умной старины… царей портреты на стенах и печи в пестрых изразцах. Все это ныне обветшало, не знаю право почему…». Разное пространство и разное дыхание у этих двух миров. Как будто две страны разные. Пушкин воспитывался в атмосфере Петербурга, в атмосфере «цивилизации», вольтерьянский материализм, граничащий с атеизмом, практически. Французское общество, французский язык. Первые поэтические опыты написаны Пушкиным на французском языке. В Царскосельском лицее ему преподают идеи французской революции, там же общение с декабристами. Все с Запада, в основном. Действительно внешне Пушкин является первым европейским русским писателем.
Но где-то там внутри совершенно другое. С одной стороны он любит Европу. Он говорит с восторгом об Италии, в которой никогда не был. Говорит о Байроне: «Он мне знаком, он мне родной». И в то же время в нем неистребимо русский дух. И первая его поэма «Руслан и Людмила» вся на русском материале. Героя зовут Руслан (Рус ланд – русская земля). «Там русский дух, там Русью пахнет». И в 22-ом году, через два года после «Руслана и Людмилы» он прямо говорит: «Есть у нас свой язык! Смелее! Обычаи, истории, песни, сказки и прочее…» Как раз когда петровская цивилизация, эта европеизация России набирала силу и уже казалось, все должно было в русской культуре измениться. Но роковым моментом для этого процесса было то, что Пушкина сослали во вторую ссылку, в деревню. О чем все его друзья плакали, рыдали и называли это «бесчеловечным убийством». А он там испытал, как Антей древнегреческий, прикосновение к Матери-земле. И он там продолжает читать великое творение Карамзина «История государства Российского», читает летописи и пишет «Бориса Годунова» трагедию из русской истории. Это был роковой момент, он повернулся на 180 градусов и обернулся в русскую историю, в допетровскую историю. И там он нашел совершенно не то, что было в онегинском мире. А рядом пишется Онегин, этот «москвич в гарольдовом плаще» - человек в чужом одеянии. И в этом вся его трагедия. «Татьяна русская душою», а он тоже русский, но в чужом одеянии, поэтому между ними непроходимая стена. В этом трагедия их отношений. Люди из разных миров. Две России. И между ними такая трагедия.
Семь веков русской православной культуры не могли провалиться в небытие даже по желанию царя. И это сказалось в Пушкине. Да, в России очень много изменилось с реформами Петра, внешний строй жизни ее стал другим. Да, Церковь перестала играть роль духовного водителя. Но в глубине народной души сохранялось то, что мы называем православием. Потому что не случайно православие принял русский народ в Крещении – именно православие выразило его истинный строй души.
«Два чувства дивно близки нам
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основана от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека
Залог величия его».
Ну а что собственно такое православие как строй души ? Что за странная такая вещь. Приведу неожиданный и странный пример. Пушкина часто переводили на другие языки и это всегда плохо получалось. Не получалось это и у американцев. Несколько раз пытались перевести «Евгения Онегина». Была масса затруднений. И одним из самых крупных были знаменитые строки: «…короче, русская хандра им овладела…» Все бьются как это перевести. Один американский переводчик перевел это гениально, смешно и очень точно: «…we call it simply Russian soul !» - «Мы назовем это просто – русская душа». Почему этот перевод я называю гениальным? Потому что душа Онегина не выдержала той сладкой жизни, о которой казалось бы можно только мечтать. В которой удовлетворяются все потребности, когда у тебя на столе все, что тебе хочется. Когда ты ничего не делаешь. Когда встаешь, когда хочешь и едешь туда, куда вздумаешь. Бываешь в самых престижных домах. Соблазняешь всех, кого хочешь. И все тебе подается на блюдечке с каемочкой, все твои желания удовлетворяются. И ты от этого… заболеваешь. Тебя охватывает «русская хандра». Это свойственно русской душе. Вот как понял это американец. А это, между прочим, и есть православие как строй души ! Т.е. не довольство, не мирское благополучие, не устроение или комфорт, а духовная жажда. В сущности все православие может уложиться в одну евангельскую строчку: «Не хлебом единым жив человек». Не как фраза, не как принцип, а как образ жизни. Далеко не всегда это выполняется, но человек от этого страдает.
Русская духовность – это и есть православие воплощенное в культуре. Все отклонения и ереси, которые были у нас в литературе (и у молодого Пушкина, и у Лермонтова, у Толстого, у Блока) это все отклонения от этой главной оси. По отношению к ней все движение совершается. И от этого отклоняются, а не от чего-бы-то-ни-было другого. От этой главной сущности нашей. А Пушкин эту сущность воплощает сам того как бы не замечая. Ведь он пишет «Бориса Годунова» считая себя не очень верующим человеком и уж во всяком случае не православным. А пишет абсолютно православное произведение, в котором, помимо всего прочего, все ключевые моменты вокруг трех фигур: Пимена, Патриарха и юродивого. Людей причастных прямо к Церкви. Я не знаю, что он об этом думал, но он так написал. Он воссоздал духовный мир православной Руси так, как будто этот мир в нем самом! И так и есть. Можно сказать, что Пушкин в послепетровской цивилизации шел против течения. Вся культура, вся жизнь русская была направлена к наращиванию физических «мускулов», к приобретению благополучия и богатства, к удалению от духовных «проклятых» вопросов. А он шел туда, куда потом пришел Достоевский. И Пушкин не отрицал европейское – он побеждал его! Он включал его в свои задачи. Все то, что хлынуло в прорубленное Петром окно и могло затопить или сильно деформировать русскую культуру, русскую душу Пушкин разделил на реки и ручейки, одел в гранит, пустил по нужным русской культуре направлениям и сотворил русско-европейский синтез на русской почве. Та великая русская литература равной которой нет до сих пор.
Здесь наверное можно ответить на тот вопрос, который я задал в начале: зачем нам нужен был Пушкин? Русская история и культура были смертельно ранены, были разрублены. Инстинктивно, как животное, которое зализывает рану, культура почувствовала потребность в лечении, в потребности нарастить соединительную ткань. И тогда явился Пушкин. Связал узлом концы русской культуры, разрубленные Петром и восстановил тем самым ее преемственность и родословную. Единое целое, теперь уже тысячелетнее. И как бы потом не искажалось, не уродовалось православное учение - это ЕГО искажали и уродовали, чтобы обманывать народ. Им пользовалась и его извращала та власть, жертвы которой мы в России стали на протяжении почти всего уходящего века: Царство Божие на земле – без Бога, без Источника Царства; без Божьих заповедей; вместо Церкви – партия, построенная по принципу Церкви. Теперь некоторые говорят, что в Церкви все как в партии. Нет, это в партии все как в Церкви! Церковь имеет право на иерархию, имеет право повелевать, потому что представляет Бога. А партия кого представляет?
Герцен удивительно точно сказал, не знаю, правда, что под этим подразумевая: «На реформы Петра Россия ответила гигантским явлением Пушкина». Удивительно точно сказал. А восстановление связей по латыни религо . Значит роль в нашей литературе Пушкина еще и религиозна! И вот ответ на то зачем нам нужен был Пушкин. Он воссоединил русскую культуру в единое целое. На основе этого ответа мы можем построить не только целостное понимание Пушкина как явления (которого у нас нет сейчас), мы можем теперь понять что значит русская культура в целом. Чем объединяется древняя русская культура и послепетровская. И что такое великая русская литература XIX века, которая так сильно искажала православие, так сильно отклонялась, но она отклонялась от православия, внутренне тяготея к нему. «Не хлебом единым…» это же вопрос русских мальчиков у Достоевского, всегдашний вопрос русского человека.
Поэтому, когда нам сейчас говорят: «Обогащайтесь! Самое главное – деньги!» - это наступление на православие. Оно идет сейчас широким, очень хорошо организованным фронтом. Это речи о том, чтобы изменить опять наш духовный строй. Сделать из нас другую нацию, другую страну. А это грозит большими неприятностями всему миру.
«Блажен в златом кругу вельмож
Пиит, внимаемый царями.
Владея смехом и слезами,
Приправя горькой правдой ложь
Он вкус притупленный щекотит
И к славе спесь баяр охотит.
Он украшает их пиры
И внемлет умные хвалы.
Меж тем, за тяжкими дверями,
Теснясь у черного крыльца
Народ, гоняемый слугами,
Поодаль слушает певца».
России, чтобы остаться самой собой обязательно нужен Пушкин. Без Пушкина это очень трудно сделать. Именно потому, что он, хотел или не хотел, но воплотил в себе духовную жажду страны. Вот у нас сейчас любят говорить, что нам не нужно без конца свое выдумывать. Все уже давно, мол, придумано в цивилизованном мире и нам нужно просто взять эти образцы и по ним строить свою жизнь. Я по этому поводу думаю, что существует разный тоталитаризм. Обычно считают, что тоталитаризм – это нивелирование личности и это нехорошо. А почему-то нивелирование наций, народов – это не тоталитаризм и это плохо. Но ведь вот эта поголовная американизация, которая сейчас происходит в мире – тоже тоталитаризм и ничем от него не отличается. В начале к народам, а потом это автоматически перейдет и к личностям. Почему я говорю, что Россия должна оставаться самой собой? Ведь нация – это личность. Если уничтожить личность – погибнет человечество, не будет и человека. И Россия должна оставаться самой собой еще и в силу ее особого ее положения. Пусть мне не говорят, что я проповедую мессианство. Я говорю то, что есть на самом деле. У России особое в мире положение. Она – буфер между Востоком и Западом. Это две разные сущности. Они находятся в очень сложных, порою опасных отношениях между собой. Это два разных мышления. И вот между ними находится такая страна, которая называется Россией. Где Восток плавно переходит в Запад, а Запад в Восток. Это пограничная нация и страна совмещает в себе качества и того и другого. Как в организме или в суставе те самые мягкие ткани, которые позволяют сгибаться, так и Россия существует для того, чтобы в мире царил мир. В этом ее миротворческая сущность. И если Россия такая какая она есть не будет самой собой, уподобится кому-нибудь или исчезнет… Тогда либо образуется что-то вроде дыры, куда все очень быстро провалится, либо… возникнет та пустота, которая между двумя половинками ядерного заряда. Россия позволяет Востоку и Западу не прийти в жесткое соприкосновение. Вот в чем ее геополитическая миссия. Начальная же миссия – та духовная жажда, которой жива Россия и без которой России нет. Это, пожалуй, и все люди на свете, все иностранцы, кто знает Россию сходятся в том, что это существует здесь. Этой духовной жаждой живо и все человечество, пусть даже оно не отдает себе в этом отчета. И Россия в этом себе не отдает отчета. Но именно этой духовной жаждой и жива Россия. В данном случае она показывает как не надо жить. Она может показывать и как надо жить! Зная, понимая и помня, что не хлебом единым жив человек.
Когда я говорю о России или нации, я не имею в виду чисто этническую сущность, чистоту крови, упаси Бог! Л.Н.Гумилев: «Нация – это стереотип поведения». Это же и я имею в виду. Тип душевно-духовного склада. Пушкин сказал когда-то: «России было определено высокое предназначение. Она спасла Европу от нашествия татаро-монголов. Своим мученичеством она спасла западный христианский мир». У России есть и сейчас высокое предназначение: оставаясь самой собой обеспечивать человечеству его духовность. Вот сейчас мы бездыханны почти, мы не живы не мертвы. И в этой ситуации совершенно неожиданно, уже в контексте судеб России звучат строки Пушкина, которыми я хочу закончить. Прислушайтесь к ним, как к сказанным применительно к сегодняшнему дню, к нашей стране:
«Как труп в пустыне я лежал
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань пророк и виждь и внемли!
Исполнись Волею Моей!»
В. С. Непомнящий