Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru

Старец Паисий Святогорец. Слова. Tом III. Духовная борьба:
Глава третья. О справедливости Божественной и человеческой

— Геронда, что такое справедливость Божественная?

— Справедливость Божественная — это когда ты делаешь то, что доставляет покой твоему ближнему. К примеру, если тебе нужно разделить что-то между собой и ближним, то дай ему не половину того, что имеешь, а столько, сколько он хочет. Спроси его: "Сколько ты хочешь взять себе? Две с половиной, три части? На, возьми их". Отдавай другому хорошее, а себе оставляй гнилое. Отдавай другому большую часть, а себе оставляй меньшую. Вот представь, что сестра приносит нам сейчас десять слив. Съев от чревоугодия восемь слив и оставив тебе две, я поступлю с тобой несправедливо. Сказав: "Поскольку нас двое, то я съем пять, а пять останутся тебе", я поступлю по человеческой справедливости. А если, увидев, что сливы пришлись тебе по вкусу, я съем только одну и скажу тебе: "Окажи любовь, доешь остальные, а то мне они не очень нравятся, да так тому же у меня от них болит живот", это будет справедливостью Божественной.

— То есть в чем заключается человеческая справедливость?

— Человеческая справедливость заключается в том что, когда тебе нужно, к примеру, с кем-нибудь поделиться, ты одну половину даешь ему, а другую оставляешь себе.

— Геронда, а какое место человеческая справедливость занимает в духовной жизни?

— Человеческая справедливость предназначена не для людей духовных, но для того, чтобы служить тормозом для людей мира сего. Если духовный человек возлагает надежду на человеческую справедливость, то он глуп, потому что в сравнении со справедливостью Божественной человеческая равна нулю. Но даже и человек мирской, добившись чего-то в этой жизни, применяя человеческую справедливость, не будет иметь подлинной радости и душевного покоя.

Допустим, два брата владеют участком земли площадью десять стремм [ 1 ]. По человеческой справедливости каждый из них должен взять себе по пять стремм, но по справедливости Божественной каждый должен взять столько, сколько ему необходимо. То есть, если у одного брата семь душ детей, а у другого только двое или если один получает высокую зарплату, а другой низкую, то большую часть земли следует взять тому, кто испытывает большую нужду. Если в этом случае второй брат возьмет себе столько же, сколько и первый, — это будет несправедливо. Однако человек мирской не принимает во внимание того, что его брат едва сводит концы с концами. Не мысля духовно, такой человек не понимает, что разделить имение так, как собирается сделать он, будет несправедливостью. "Тебе следует объяснить своим домочадцам, что твой брат нуждается, чтобы они согласились с тем, что большую часть ты отдашь ему", — говоришь такому человеку. А в ответ слышишь: "Почему? Ведь [разделив имение пополам] я вовсе не поступаю по отношению к нему несправедливо"'

Однако если бы говорящий так был духовным человеком, то даже несмотря на сопротивление жены и детей, ему следовало бы убедить их принять то, что согласится дать им испытывающий нужду брат. Если бы нуждающийся брат сказал: "Ты возьмешь себе одну стремму", то другому следовало бы взять себе одну и не сказать ни слова, чтобы брат, взявший себе большую долю, чувствовал себя свободно. Как ни взгляни, но самый справедливый раздел совершается по Евангелию.

Меня поражает великодушие Авраама. Когда пастухи Лота и Авраама стали ссориться из-за пастбищ, Авраам пошел к Лоту и сказал: "Негоже нам с тобой ссориться, ведь мы родственники. Какая сторона тебе больше по сердцу? Хочешь пойти направо или налево?". Лот хоть и отчасти, но поступил из человеческих побуждений, он выбрал Содом и Гоморру, потому что там были зеленые луга, хорошие пастбища для скота [ 2 ]. И какого же лиха ему потом довелось там хлебнуть! А Авраам, движимый Божественной справедливостью, желал доставить радость Лоту. То, что Лот поселился в лучшем месте, даже принесло Аврааму радость.

Правосудие Божие

— Геронда, что такое правосудие Божие?

— Правосудие Божие — это долготерпение, которое имеет в себе также смирение и любовь. Бог весьма справедлив, но Он и весьма сострадателен [ 3 ], и Его сострадание побеждает Его справедливость. Чтобы тебе было понятно, приведу такой пример: если человеку никогда не представлялось благоприятной возможности услышать о Боге, то Бог будет судить его не в соответствии с тем состоянием, в котором он находится, но в соответствии с тем состоянием, в котором он находился бы, если бы Его познал. Ведь в противном случае Бог не был бы справедлив. У Божественной справедливости свои математические законы: иногда один плюс один равняется двум, а иногда — двум миллионам.

— Геронда, а каким образом Божественная справедливость исполняется над человеком, совершающим какую-то погрешность?

— Человеческая справедливость говорит: "Ты совершил погрешность и должен быть наказан", а справедливость Божественная: "Ты признаешь свою ошибку и раскаиваешься? Получаешь прощение". Погляди, ведь если человек, совершивший преступление, искренне кается и сам сознается в содеянном — хотя на него еще не пало и малейшее подозрение, — то даже человеческий закон относится к нему снисходительно. И если такой человек снисходительно удится даже людьми, то насколько больше снисхождения оказывает ему Бог — праведный и сострадательный Судия.

Все мы находимся в руках Божиих. Бог наблюдает за нами и видит доподлинно все, Ему открыто сердце каждого человека. Он не будет к нам несправедлив. Поскольку есть Божественная справедливость, Божественное воздаяние и — что важнее всего — поскольку Бог нас любит, то все доброе, что делает человек, не пропадает зря. Поэтому тот, кто стремится к справедливому отношению людей, — человек никчемный, совершенно недоразвитый.

Я заметил, что если человек, с которым поступили несправедливо, относится к происшедшему так, как этого требует Божественная правда, то Бог оправдывает его еще в этой жизни. Помню, как после войны к нам в часть приехал генерал вручать ордена. Меня в тот день не было. Когда генерал выкрикнул мою фамилию, из строя вышел один мой сослуживец, родом из Фессалии, и получил награду, которая предназначалась мне. Другие солдаты промолчали, потому что в те времена за такой обман в армии сажали в тюрьму. А когда генерал уехал, тот солдат спрятался в страхе, что остальные изобьют его до полусмерти. И ко мне, когда я вернулся в часть, он боялся подойти. Ходил, ходил кругами и наконец сказал: "Прости меня, я сделал то-то и то-то". — "Ну и правильно сделал, что взял этот орден! — ответил ему я. — Что бы я с ним делал?" Потом он надевал этот орден на парады. А сорок лет спустя сюда в монастырь приехал командующий Первой Армией из Фессалии и привез мне награду — орден Александра Македонского. Увидев его, я не мог сдержать улыбки. Сорок лет спустя! И меня поразило то, что маршал приехал из Фессалии — с родины того солдата, который получил тогда мою награду. Видите, как бывает! Если же мы стремимся к тому, чтобы с нами поступили по справедливости, то, в конечном итоге, теряем и то, к чему стремимся здесь, и то, что Христос готовит нам в жизни вечной за то, что мы претерпели несправедливость. То есть из-за никчемных вещей мы теряем самое главное, вечное. Ведь так или иначе все земное никчемно. Зачем же оно нам нужно?

То, на что монах имеет право, Христос сберегает для жизни иной

— Геронда, что значит "иметь право" на что-либо?

— "Иметь право" — это мирская логика. Чем больше в человеке мирского, тем больше "прав" он имеет. Чем больше в нем духовного, тем меньшими он обладает правами. Особенно монах — у него есть одни лишь обязанности, он не имеет права ни на что. Я хочу сказать, что монах не должен иметь ни к кому никаких притязаний. Ради Христовой любви монах отказался от всего, поэтому, если он стремится иметь в этой жизни какие-то права, это полная ошибка. Ведя себя таким образом, монах оскорбляет Христа, оскорбляет монашество. Люди мира сего "имеют право" на многое — на то они и мирские. Но то, на что имеет право монах — да и просто человек духовный, — сберегает для будущей жизни Христос.

Тенденция "имею право" видна сегодня не только почти во всей [мирской] молодежи, но и среди молодых монахов. Некоторые из них не знают ни того, зачем они стали монахами, ни того, что такое монашество вообще. Поэтому они и носят в себе это "имею право", обладают мирским, духом, [духовно] необъяснимой логикой, человеческой справедливостью — по отношению ко всему. Эта человеческая справедливость, начавшаяся с европейского духа, проникла уже и в монашество.

В нынешнюю эпоху в монашестве нередко можно встретить такой дух: "Я не делаю своему ближнему никаких неприятностей и не хочу, чтобы он доставлял неприятности мне. Я ведь его не обижаю, у меня все в порядке". Или как говорят некоторые монахи: "Я свою работу сделал: где должен был помочь — помог, все, что надо было закончить, — закончил. У меня все в порядке. А что другая работа? Она не моя. Я ухожу — иду в келью совершать свое монашеское правило". Такие люди не задумываются о том, что их брат немощен или у него болит голова, и поэтому он не может выполнить какую-то работу или же работает меньше, потому что был на всенощном бдении и вернулся сильно уставшим. Или же говорят так: "Это моя порция пищи. Я имею на нее право", не думая о том, что их ближний более слаб или же его организм потребляет больше энергии и он нуждается в усиленном питании. В результате всего этого, [телесно] находясь в духовной среде, они доходят до того, что имеют мирской образ мышления и становятся безупречными людьми... мира сего. Знаете, каково видеть людей духовных, но относящихся ко всему по-мирски? То есть я заметил, что многие из монахов — кто больше, кто меньше, — постясь, молясь, ходя на службу, исполняя положенное послушание, нося монашеские одежды, живя по монашескому распорядку, относятся ко всему не духовно, а по-мирски. Они следят, как бы им не сказали обидного слова, как бы к ним не отнеслись несправедливо. То есть эти монахи находятся в рамках мирской справедливости, некоторые не дорастают даже до нее. И вот попробуй-ка теперь прийти с ними к духовному взаимопониманию! Эти монахи стараются устроить все так, чтобы в будущем облегчить Христу бухгалтерские расчеты с собой [чтобы Он не остался у них в долгу]! Притом, что Христос смотрит на степень несправедливости, которую претерпевает каждый человек, и на степень его жертвенности для того, чтобы воздать ему соответствующую мзду, эти люди желают сами произвести [для Христа] расчеты [своих заслуг].

Я возмущен вообще тем образом мыслей, который вижу у некоторых современных монахов. Ну совершенно человеческая справедливость! Однако как человеческая справедливость укладывается в жизнь духовную? На человеческой правде далеко не уедешь, даже в жизни мирской — что уж говорить о жизни духовной! Когда я жил в общежительном монастыре, все тамошние насельники то и дело старались пойти на какую-нибудь жертву. Этот дух царил везде: за работой, на трапезе. Думали сначала о своем ближнем и поэтому жили, словно в Раю. К примеру, сидя за трапезой, монах старался съесть поменьше, чтобы другому досталось побольше. Даже если сам он не отличался богатырским здоровьем, то не придавал этому значения. Такого монаха не заботило, здоров или немощен его ближний. Монах [просто] жертвовал собой. Он не пользовался даже своей способностью к суждению и не говорил: "Если брат съест больше нормы, ему это повредит". Однако с той самой минуты, когда монаха начинает заботить то, как бы его не обидели, как бы ему не перетрудиться, как бы не пропал его труд, — он словно перестает верить в то, что есть Бог, что существует жизнь иная, что каждого ждет грядущий Суд и божественное воздаяние. Да хотя бы он потрудился немного больше [других] — этот труд тоже не будет напрасным. Напрасным бывает лишь труд животных. Но даже и эти несчастные создания жертвуют собой ради нас! И это несмотря на то, что мучаются они по нашей вине. Ведь после преступления праотцев природа стонет вместе с человеком, сострадает ему. Как это страшно! Посмотрите, как мучаются дикие животные, которых ранят охотники! Искалеченные, с поломанными ногами, они не могут убежать от крупных хищных зверей, которые их терзают и пожирают. И при этом несчастные не имеют ни малейшего воздаяния! Если человек не понимает этого, то он не человек. Бог дал ему разум как раз для этого: чтобы он совершал им правильную работу и находил свой путь. Я говорю сейчас не о том, чтобы вы выжимали из себя последние соки, но о том, чтобы вы имели любочестие.

— То есть, Геронда, Вы хотите, чтобы наши сердца трепетали от горячего желания принести ближнему облегчение и успокоение...

— Да, потому что, стараясь облегчить участь ближнего, доставить ему покой и при этом всецело предавая себя в руки Божии, ты не выбиваешься из сил. Но вот если, выбившись из сил, ты скажешь об этом [другим], то все твои труды идут насмарку. Что, думаешь, Христос наградит тебя за то, что ты жалуешься на свою горькую участь? [Если и "наградит", то] разве что оплеухой.

Насколько возможно, старайтесь совершать ту работу, о которой я говорю. Это и есть то духовное делание, которым вы должны заниматься. Для того, кто не совершает этого делания, не будет пользы даже от аскетических подвигов, потому что его радиостанция работает не на той частоте, что радиостанция Бога. А коли так, то и все остальное идет насмарку: и поклоны, и посты... Я не говорю, что всего этого делать не нужно, но не следует думать, что, если мы выполняем все эти подвиги, у нас все в порядке.

Люди создали себе другое "евангелие"

— Геронда, в каком случае человек может называться справедливым?

— С мирской точки зрения справедлив тот человек, суждение которого основано на человеческой справедливости. Однако совершенен человек, который справедлив не по [законам] человеческой справедливости, но по Божественной правде. В этом случае его благословляет Бог. Никогда не примешивая к своим действиям своего "я" и собственной выгоды, я, можно сказать, вынуждаю Бога ниспослать мне Божественную Благодать.

Любая, даже самая совершенная человеческая правда всегда имеет в себе человеческие начала. И пока в человеке духовном жива правда человеческая, Дух старается исторгнуть из него эту правду — как чужеродное тело, а человек бьется, то побеждая, то побеждаясь, и душевно выбивается из сил. Однако, стяжав Божественную правду, человек очищается [ 4 ]и приемлет Божественное просвещение.

— Геронда, если я скажу человеку, который утверждает, что его несправедливо обидели, о том, что существует Божественная справедливость, помогут ли ему эти слова?

— Нет, лучше скажи ему так: "Взгляни на происходящее духовно, как заповедует Евангелие". Ведь если ты скажешь ему о том, что существует Божественная справедливость, то он и вправду поверит, что другие его обидели, тогда как на самом деле, возможно, он сам обидел их.

Нет, правда, у меня болит душа. Я был знаком с человеком, который регулярно ходил в храм, постился, выполнял другие положенные христианину действия и думал о себе, что живет духовно. Притом, что у него было пять квартир, две зарплаты и ни одного ребенка, он не давал бедным ни драхмы милостыни. "Ну ладно, — сказал я ему, — ведь у тебя столько неимущих родственников. Почему же ты не поможешь им? Что ты будешь делать с такой уймой денег? Раздай их вдовам, сиротам..." И знаете, что он мне на это ответил? "Так что же, — говорит, — раз моя сестра вдова, то получается, я не должен брать с нее денег за квартиру?" Когда я это услышал, у меня кровь прихлынула к голове! Вот она — правда мира сего! "Раз дети, которым нечего есть, не мои, а чужие, — думает человек такого склада, — то я за них ответственности не несу. Я никого не обижаю. Да Боже меня упаси, чтобы я кого-то обидел!" Такие люди находят способ успокаивать свой помысл, однако они не имеют настоящего успокоения. Руководствуясь человеческой логикой, мирской справедливостью, эти люди остаются равнодушными — в то время как на их глазах творится что-то серьезное [требующее их участия]. Как же они почувствуют после этого что-то духовное? Есть люди, которые могут пожертвовать кому-то целый дом, но в то же время, если кто-то задолжает им плату за квартиру, они подают на него в суд. Как вы это можете объяснить?

— Геронда, это объясняется правдой человеческой?

— Это даже и не правда человеческая. У таких людей и человеческой-то правды — кот наплакал. С одной стороны, жертвуют кому-то сто тысяч драхм, а с другой — из-за тысячи драхм торгуются с таксистом и тащат его в полицию. Ну как вы это объясните?

— Может быть, Геронда, у них не все в порядке с головой?

— Нет, с головой у них как раз все в порядке.

— Может быть, Геронда, они дают милостыню с гордостью, чтобы испытать от этого удовлетворение собой?

— Ага, вот в этом-то все и дело! Они жертвуют много с гордостью и делают это не во славу Божию, а для того, чтобы прославиться самим. Такие люди могут пожертвовать другим даже все, что у них есть, однако любви они не имеют.

Сегодня [среди людей] есть некий порочный дух. Даже духовные люди стремятся к юридической справедливости и при этом еще утверждают, что веруют в Бога. "Ты имеешь право на то, я имею право на се..." О, если бы среди людей не было этого "евангелия здравого смысла", чудовищного "здравого смысла"! "Пусть меня не считают за дурачка", — говорят такие люди. Вы знаете, что христиане доходят до того, что подают [друг на друга] в суд? Они не должны были бы обращаться в суд, даже если бы правда была на их стороне, — тем паче, если они не правы! Вот поэтому некоторые и теряют веру — по вине таких христиан. Люди видят, что кто-то ни в церковь не ходит, ни бдений не совершает, а, тем не менее, не доходит до такого, как какой-нибудь христианин, который посещает храм, бывает на всенощных бдениях, совершает все, что положено, и при этом тащит в суд какого-нибудь бедняка за то, что тот должен ему немного денег. И делает это только и только для того, чтобы "отстоять свои права". Я спросил одного человека, который собирался подать в суд на того, кто задолжал ему некую сумму: "Ты что, терпишь нужду? Или у тебя больше детей [чем у твоего должника]? Или, может быть, твоя жена настаивает на том, чтобы ты подавал в суд, и поэтому ты находишься в затруднительном положении?" — "Нет, — отвечает, — я делаю это для того, чтобы добиться справедливости".

Что тут скажешь! Конечно, сыграло свою роль и то воспитание, которое некоторые получили в детстве в определенных околоцерковных кругах. Вот уже много лет у меня из памяти не выходит такой случай. В одном Доме ребенка несли послушание сестер милосердия девушки из одного христианского сестричества, в котором давали обет не выходить замуж. Как-то один малыш заболел, и ему понадобилось сделать обследование, связанное с радиационным облучением. Врач попросил сестер прийти ему помочь, однако ни одна из сестричества даже не пошелохнулась — побоялись радиации. Но начнем с того, что раз они дали обет не выходить замуж, то вопрос вообще не требовал обсуждения. Если бы они собирались замуж, то еще ладно, страх был бы как-то оправдан. Но ведь они были людьми духовными, и поэтому им следовало проявить жертвенность даже в том случае, если бы они собирались создавать семьи. Было бы [духовно] правильно, если бы эти сестры поругались, отстаивая свое право пожертвовать собой. Но тогда дело кончилось тем, что на помощь врачу поспешила другая медсестра — не из сестричества. Эта девушка не только не жила жизнью духовной, но и собиралась замуж, однако ей стало жаль малыша.

И хуже всего то, что таких людей не мучает совесть за подобное, поскольку они говорят: "Все это [самопожертвование] не для нас. Мы живем для духовных занятий". У них может даже возникнуть и такой помысл: "Ну что же: кому-то по душе жертвовать собой, а мне вот больше нравится спокойная безмятежная жизнь...". Иногда они даже могут осуждать того, кто приносит себя в жертву, и говорить, что он не достиг духовного состояния. Но Христос почивает там, где благородство и великодушие, там, где дух жертвенности, неброскость и желание оставаться в безвестности.

— Геронда, если видишь человека в затруднительном положении, то разве не нужно спешить ему на помощь — независимо от того, устал ли ты сам или болен?

— Да, конечно! Но, знаете, я заметил, что многие духовные люди взрастили в себе мирское мудрование. Они создали свое собственное мирское "евангелие" — "евангелие", сшитое по их меркам. "Христианин, — говорят такие люди, — должен иметь чувство собственного достоинства, ему нельзя ударить в грязь лицом, нельзя показаться дурачком". То есть такие люди ко всему относятся с мирской логикой и правдой. "Я имею на это право! — говорит такой человек. — Я его не обижаю и не хочу, чтобы он обижал меня!" И при этом помысл успокаивает его тем, что он прав. В таком человеке видны все проявления правды мирской. Любочестия у него нет, жертвенности у него нет — ничего у него нет. Он создал свое собственное "евангелие" и не имеет с Богом ни малейшего родства. Э, ну так разве может его после всего этого осенить Божественная Благодать?

Когда я служил в армии, один радист с военного аэродрома приходил к нам в часть за позывными [ 5 ], и мы с ним общались. В миру он получил богословское образование, а в части даже произносил [перед сослуживцами] проповеди. Однако все звали его "Иезуит" [ 6 ] , потому что он не только ни в чем не жертвовал собой, но не хотел просто помочь другому даже малостью. Иногда я его просил: "Ты ведь все равно идешь на аэродром, будь добр, захвати вот эти позывные для такого-то радиста". Но он ни в какую не соглашался. "Нет, — говорил, — я ходил за своими позывными, а он пусть идет за своими". Он успокаивал свой помысл тем, что не поступает в отношении другого несправедливо. Но ведь Христос говорит, что надо идти с кем-то два поприща, если тебя не просто просят, но и принуждают к тому, чтобы пройти одно [ 7 ]. Он не говорит: "Если кто-то просто попросит у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду", но заповедует: "Кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду" [ 8 ] . Христос дает нам такую заповедь, а человек, считающий себя духовным, говорит: "Я сходил за своими, а он пусть идет за своими"? То есть он все равно что говорит: "Нашли дурачка! Меня просят об одной версте, а я что, должен идти целых две?" Ну так что же, как после этого Благодать Божия приблизится к такому человеку? А вот если кто-то [действительно] применяет к себе эту евангельскую заповедь и, в то время как его принуждают пройти одно поприще, идет больше, то потом начинает работать Христос. И тот, кто заставлял этого человека идти [вместе с ним], духовно изменяется и с удивлением чешет в затылке: "Ну, — говорит, — дела! Я-то его припряг только на одну версту, а он гляди в какую даль унесся! Вот это доброта!"

Если бы у Христа была та мирская логика, которая присутствует сегодня у многих "духовных" людей, то Он не оставил бы Своего Небесного Престола, чтобы снизойти на землю, пострадать и претерпеть распятие от нас — окаянных людей. Однако в этом — по человечеству — "неуспехе" Христа была сокрыта тайна спасения всех людей. Ведь чего только Он не перенес ради нашего спасения! Он умалил Себя до такой степени, что люди заушали Его и говорили: "Прореки, кто ударил Тебя?" То есть евреи нашли себе забаву, издеваясь над Христом! Знаешь, как мне было горько, когда, будучи маленьким, я видел, как другие ребята играют в чижа? И евреи затеяли ту же игру... со Христом! "Прорцы, кто есть ударей Тя??" [ 9 ] . О, как это страшно! А мы стремимся к христианству без распятия, к "христианству сиюминутного воскресения". Мы переделываем христианство, монашество так, как нам хочется. Мы не желаем ни в чем себя ограничивать.

Однако, для того чтобы пережить сверхъестественное, мы должны жить сверх естества.