Как определяет один из древнейших
памятников христианской письменности, перед каждым человеком открыт
один из двух путей: или путь жизни, или путь смерти. И если человек
не идет по пути жизни, указанному Богом, то он вступил на путь смерти
[27]. С особой остротой проблема выбора пути встала в XX
веке. Кто не со Мною, тот против
Меня, кто не собирает со Мною, тот расточает, — говорит Евангелие
(Мф. 12, 30). Третьего пути для человека не существует.
В нашу эпоху требование выбора пути
звучит настойчиво и тревожно. Над миром во всей ужасающей реальности
нависла угроза полного уничтожения. Наука, будучи ложно ориентированной
духовно, стала угрожающей человечеству силой. Открытый отрыв от
Бога западная цивилизация провозгласила в XIV веке,
когда в эпоху Ренессанса был вновь выдвинут античный (в своей сущности
языческий) девиз: человек есть мера вещей.
Христианство, как религия Богочеловеческая,
также антропоцентрична. Но лишь христианство дает единственно верное
содержание подлинной гуманности. Бог для того стал Человеком, чтобы
человек мог приблизиться к Нему, стать сопричастником во всем своему
Творцу, стать богом по благодати. В Церкви, основанной на земле
Богочеловеком, решаются судьбы человечества.
Сойдя с узкого и тесного пути, указанного
Иисусом Христом, которым шла Церковь, Запад стал на путь ложного
гуманизма. В силу неумолимого духовного закона он все более и более
скатывался в язычество, в стихийный материализм. Этот путь наложил
печать на западную культуру во всех ее проявлениях. “Деятели растворились
в своих состояниях; механики растворились в
своих механизмах, ими же изобретенных; человек растворился и ушел
в слияние стихий. Автономия, сделанная Богом, сама стала автономией
в отношении людей и подчинила их себе, и культура стала самозаконною
в отношении человеческой личности. Культура ринулась по своим путям,
поборая человека”, — пишет священник Павел Флоренский [127]. Поэтому
вопрос о духовной ориентации в настоящее время стал в буквальном
смысле вопросом жизни и смерти человека — будет ли человек рабом
темной магической силы (содержащейся в достижениях
современной науки и техники), за которой скрывается небытие, или
сумеет преодолеть соблазн самоуничтожения и станет истинным творцом,
продолжателем и соучастником Божественного творения, созидания нового
неба и новой земли (см.: Откр. 21, 5) [132,
с. 46].
XIV век в истории человечества для
уже тогда разделенного христианского мира был временем поворотным.
“Пред Восточной Церковью, — отмечает протоиерей Иоанн Мейендорф,
— стояла проблема неизбежного выбора: ей предлагалось выбрать, с
одной стороны, между библейским принципом единства человека, принципом
непосредственного действия искупительной благодати во всех сферах
человеческого бытия, а с другой стороны, между принципами интеллектуалистического
спиритуализма, утверждавшего независимость или по меньшей мере автономию
по отношению к материи и отрицавшего отсюда возможность реального
обожения” [76, с. 75].
В напряженной догматической борьбе
— “исихастских спорах” — православие одержало победу, преодолев
соблазн западного гуманизма, оставшись верным духу истины.
В XIV веке
православный мир пережил состояние небывалого духовного подъема,
который нашел свое выражение во всех сферах церковной культуры и
искусства Византии и славянских стран. Некоторые исследователи называют
это явление православным Возрождением [91, с. 8]. Не случайно и
символично, что в центре духовного движения стояли монахи-исихасты,
безмолвники, шедшие путем опытного богопознания, ставшие светом
мира (Мф. 5, 14). Именно исихастское учение явилось идейной
основой расцвета культуры и искусства в странах греко-славянского
мира. В дело возрождения исихазма, его распространения много трудов
положил преподобный Григорий Синаит, которого с полным основанием
называют вождем подвижников той эпохи [66, с. 68].
Значение деятельности преподобного
Григория чрезвычайно велико.
Во-первых, в местах подвигов святого
Григория Синаита создавались духовные центры. Привлекаемые его миссионерской
проповедью о восхождении на высоту созерцания через посредство деятельной
добродетели, к нему во множестве шли ученики, которые принимали
его учение и жили строго по его наставлениям. Так создавались очаги
духовности, с которых начиналось общее возрождение монашества.
Во-вторых, для своих учеников святой
Григорий написал ряд аскетических сочинений, которыми руководствовались
все его последователи. Учитывая богатый многовековой опыт подвижников-исихастов,
он привел их наставления и принципы учения в стройную систему и
изложил ее в применении к понятиям своих современников. Учение преподобного
Григория Синаита представляет собой теорию православной аскетики,
основанную на догматическом учении, и в то же время дает
конкретные практические указания подвижникам, вступившим на путь
внутреннего делания и безмолвия.
В-третьих, преподобный Григорий Синаит
духовно породил и воспитал целую плеяду последователей, которые
преемственно восприняли от него и распространили во все концы света
тайны внутреннего делания — исихии. В свою очередь, его духовные
преемники, подражая своему учителю, основывали новые монастыри и
скиты, в которых жизнь строили по заветам преподобного Григория
Синаита и где сторого хранили все его духовные традиции. Не случайно
святой патриарх Каллист, ученик и жизнеописатель Григория Синаита,
сравнивает его с преподобным Антонием Великим, наставником и законоположителем
всей монашеской жизни [23, с. 69].
Школа преподобного Григория Синаита
оказала большое влияние на религиозно-культурную жизнь Византии
и всего православного мира. Монастыри, основанные преподобным Григорием
и его учениками, были очагами аскетических подвигов и спасительного
пути жизни. Из этих центров православной духовности делатели умного
безмолвия и носители исихастских идей распространяли спасительное
учение по всему миру. Мы можем проследить, как этот духовный потенциал
в силу преемственной связи перемещался по Византии и славянским
странам.
Исихастские духовные предания, ожившие
в исключительной личности преподобного Григория Синаита и в его
многочисленных учениках, представляют, вне всякого сомнения, самое
значительное явление в славянской культуре XIV—XV веков
[34, с. 109]. Дух синаитско-святогорского исихазма и его всестороннее
влияние, утвердившись в Болгарии с центрами в Парорийской, а позже
в Килифаревских пустынях, переносится на сербские, а впоследствии
и на русские земли.
Особенно благоприятные условия для
процветания исихазма в конце XIV и
первой половине XV века сложились
в Моравской Сербии. Благодаря великому покровителю исихастов святому
князю Лазарю она “стала местом, где встречались самые динамичные
носители духовного возрождения той эпохи на православном Востоке,
и центром значительных культурных начинаний” [34, с. 110]. Неудивительно,
что область Моравской Сербии становится средоточием сербской культуры.
Синаитско-святогорское исихастское
движение оплодотворило культуру православных народов XIV—XV
веков. Им, его духом, духовной и идейной
направленностью было вдохновлено не только монашество — им были
проникнуты вся церковная и государственная политика, архитектура
и искусство, литература и общественное устройство. Одним словом,
им была проникнута вся жизнь. “Лишь такое движение, каким был исихазм,
полностью основанный на вере и эсхатологически устремленный, весь
в поисках вечного, однако одновременно глубоко укорененный в его
реальном присутствии в изменчивом времени, — было способно вдохнуть
новую жизнь и обеспечить историческую преемственность обществу,
структуры которого были потрясены в своих основах, переживали распад
и кризис под ударами извне и во внутренних нестроениях” [34, с.
110].
Подвижники-исихасты в своей земной
жизни тщательно исполняли евангельскую заповедь о непрестанной молитве.
Тем самым они вновь, начиная с преподобного Григория Синаита, указали
всему человечеству путь к восстановлению утраченной связи человека
с Богом. В этом их непреходящее значение. Они показали путь, образно
говоря, проложили дорогу среди бесчисленного множества ловушек врага
рода человеческого к единому Источнику жизни.
Библиография
